Шоссе Линкольна

В детстве пунктуация всегда представлялась Вулли его противником, враждебной силой, жаждущей его поражения, — исподволь или штормовыми порывами она разрушала его берега. В седьмом классе он признался в этом доброй и терпеливой мисс Пенни, а она объяснила, что Вулли все неправильно понял. Пунктуация, сказала она, это твой союзник, а не противник. Все эти маленькие значки: точка, запятая, двоеточие — они нужны, чтобы люди наверняка тебя поняли. Но, очевидно, «Деннис» был настолько уверен в ясности своих слов, что ни в каких знаках препинания не нуждался.

— Мы извинились перед хозяевами проехали неблизкий путь до дома и что мы здесь нашли пикап из-за которого невозможно подъехать к дому беспорядок на кухне незнакомцев в столовой пьющих наше вино и салфетки Господи салфетки которые твоя бабушка передала твоей сестре они безнадежно испачканы потому что ты обошелся с ними точно так же как обходишься со всеми а значит без всякого уважения.

«Деннис» пристально посмотрел на Вулли, словно искренне пытался его понять и оценить, что перед ним за человек.

— В пятнадцать лет семья устраивает тебя в одну из лучших школ в стране а ты вылетаешь из нее по причине которую я даже не помню затем тебя отдают в школу святого Марка откуда тебя выгоняют за то что ты сжег футбольные ворота подумать только и вот когда уже ни одна достойная школа не хочет даже слышать о тебе твоя мать убеждает принять тебя в школу святого Георгия в память о твоем дяде Уоллесе который не только показал превосходные результаты как ученик но и вошел затем в попечительский совет и когда ты вылетаешь и из этой школы и встаешь уже не перед дисциплинарной комиссией а перед судом что делает твоя семья она врет про твой возраст чтобы тебя не судили как взрослого человека нанимает адвоката из представь себе «Салливана и Кромвеля» который убеждает судью отправить тебя в какое-то особое исправительное заведение в Канзасе чтобы ты год выращивал там овощи но очевидно ты слишком мягкотел чтобы перетерпеть даже это неудобство до конца.

«Деннис» остановился — последовала тяжелая пауза.

По опыту Вулли, тяжелая пауза — неотъемлемая часть разговора наедине. Своеобразный знак для говорящего и слушающего: сейчас будет сказано нечто чрезвычайно важное.

— Со слов Сары я понял что если ты вернешься в Салину тебе позволят отбыть срок до конца и через несколько месяцев ты сможешь поступить в колледж и дальше жить своей жизнью однако теперь не осталось никаких сомнений что ты еще не научился ценить образование а лучший способ узнать его цену это несколько лет проработать по специальности которая его не требует поэтому завтра я свяжусь с одним приятелем он работает на бирже и ему всегда нужны посыльные может он добьется большего и хоть немного втолкует тебе каково зарабатывать на жизнь своим трудом.

Тогда Вулли ясно понял то, что должен был понять еще вчера вечером, с радостным сердцем стоя по колено в траве и полевых цветах, а именно — что ему никогда не побывать у статуи Свободы.

Эммет

Закончив разговор с Вулли, мистер Уитни поднялся в спальню, а через несколько минут за ним последовала и его жена. Вулли вышел из дома, сказав, что хочет взглянуть на звезды, и несколько минут спустя за ним вышел Дачес — убедиться, что с Вулли все хорошо. Салли же поднялась на второй этаж укладывать Билли. Так, Эммет остался наедине с грязной кухней.

И Эммет был этому рад.

Когда мистер Уитни вошел в столовую, веселье Эммета мгновенно сменилось стыдом. О чем они пятеро только думали? Устроили гульбу в чужом доме, выпили чужое вино, запачкали хозяйкины салфетки, только чтобы поиграть в глупую игру. Он вспомнил о Паркере и Пакере в том роскошном вагоне: как повсюду валялись остатки еды и полупустые бутылки с джином. Как легко Эммет осудил этих двоих; презрел их за испорченность, за беспардонное отношение к месту, в котором находятся.

Эммет не обиделся на недовольство мистера Уитни. У него было полное право быть недовольным. Оскорбленным. Разъяренным. Неожиданной для Эммета стала реакция миссис Уитни — та великодушная доброта, с какой она после ухода Вулли и Денниса сказала, что это пустяк — всего лишь салфетки и вино, и любезно настояла на том, чтобы они оставили уборку прислуге, а затем объяснила, в каких комнатах можно переночевать и где найти одеяла, подушки и полотенца. Ее доброта только усилила его чувство вины.

Поэтому он был рад остаться один, рад возможности убрать со стола и приняться за мытье посуды — лишь бы несколько искупить вину.

Эммет закончил с тарелками и перешел к бокалам, и тут на кухню спустилась Салли.

— Он спит, — сказала она.

— Спасибо.

Салли молча взяла полотенце и стала вытирать тарелки, пока он мыл хрусталь; потом она вытирала хрусталь, пока он мыл сотейник и кастрюли. Его успокаивала эта работа, успокаивала компания Салли и тот факт, что ни он, ни она не чувствовали необходимости говорить друг с другом.