– А как мне еще понимать? – спросил Павел.
– Ты же знаешь, первые сто тысяч были нужны на оплату лечения Пелагеи. Кстати, она постоянно о тебе вспоминает. Здорово будет, если Суворова решит найти сына! А сумма, которую я сегодня получила, – обычный платеж, как мы и договорились.
Павел неожиданно засмеялся.
– Ты патологическая врунья! Решила, что мало от меня имеешь, вот и придумала дорогостоящую больницу.
– Я не вру, старуха находится под медицинским наблюдением!
– Это правда, но у нее тяжелый инсульт, речь отсутствует. Ты, моя дорогая, ошибаешься: Пелагея не способна ни о ком спрашивать. Кстати, деньги ты себе отгрызла в последний раз. Не жди бешеных бабок, их не будет.
– С ума сошел!
– Хватит, я больше не собираюсь платить.
– Ладно, но уж тогда не удивляйся, если в «Желтухе» появится рассказ о Суворовой и ее сынке Быкине, который ловко превратился в Брыкина. Все потеряешь: и бизнес, и честное имя. Люди от тебя шарахаться будут!
– Отбоялся! Иди уже! И больше не являйся. Никогда.
– Значит, храбрый теперь?
– Да!
– Ладно. А что скажешь о Нинке? Она жива и способна соображать.
– Это кто еще такая?
– Забыл? Ну и ну! Нинка Косая из деревни Гоптево. Как тебе? Можно ведь и глубже копнуть. Вспомнить про Жанну и Алену Звереву. Говоришь, у девчонок аллергия случилась? Интересно.
– Уходи, – прошептал Павел, – пожалуйста!
– Навсегда?
– Нет, я пошутил. Следующий платеж будет как обычно.
– Вот и хорошо, – сказала шантажистка. – Не стоит нам ссориться. И с Верой ты нормально разобрался!
– Я ее не трогал, – чуть слышно ответил Брыкин, – я ее любил.
– Как Ксюшу, – уточнила незнакомка. – И как Жанну с Аленой!
Раздался шорох, потом тихий стук. Я сидела в шкафу, окаменев, как испуганная ящерица.
– Господи, за что? – вдруг отчетливо совсем рядом произнес Павел. – За что? За что? За что?
Наконец наступила тишина. Спустя минут пять я рискнула пошевелиться, потом осторожно высунулась в холл: никого! Вот вам мое везение – ну почему в самый неподходящий момент петли начали скрипеть, а сейчас не издали ни звука?
Глава 22
В десять утра я позвонила Нине Косарь, рассказала ей о последних событиях и попросила:
– Павел Брыкин был трижды женат. Будь добра, найди данные на всех его жен и выясни, отчего они скончались.
– Сейчас займусь, – откликнулась Нина. – А ты что будешь делать?
Я хотела ответить, но услышала в коридоре чьи-то осторожные шаги и живо сказала:
– Перезвоню через пару минут, – и пошла смотреть, кто там шастает.
Перво-наперво я заглянула в кухню и обозрела пустое пространство, потом, набравшись нахальства, засунула нос сначала в спальню к Исидору, а затем в комнату Павла. И математик, и бизнесмен мирно спали.
Я пошла к себе, закрыла дверь, взялась за телефон, и тут в глубине квартиры раздался глухой звук – словно кто-то уронил мешок с мукой. Я понеслась по коридору к библиотеке и, вбежав туда, заорала:
– Есть тут кто?
В дальнем углу комнаты зашевелилась какая-то тень.
Я схватила здоровенную напольную вазу и взвизгнула:
– Немедленно выходи! А то плохо будет!
– Простите, пожалуйста, я не хотел вас беспокоить... мне Исидор разрешил... – заскулил хрипловатый баритон. – Очень глупо вышло...
– Вы кто? – слегка успокоившись, спросила я.
– Григорий Селезнев, – прошелестела тень.
Я рухнула на диван.
– Фу! Что вы здесь делаете? Как попали в квартиру?
– Вошел.
– Хороший ответ! – рассердилась я. – Понятно, что не влетели в форточку! Кто вам открыл?
– Никто, – растерянно бубнил Селезнев, – дверь всегда не заперта.
– Неправда! Я вчера сама повернула ключ. Впрочем...
– Вы хотели что-то сказать? – забеспокоился Григорий.
Я помотала головой. Не следует сообщать заказчику о таинственной гостье, которая посещает Брыкина. Мне стала понятна ситуация: я-то старательно заперла двери, а вот Павел, выпроваживая незнакомку, как всегда, не побеспокоился ни о щеколде, ни о замке.
– Что вы здесь делаете? – повторила я.
Григорий показал мне букет в хрустальной вазе, стоявшей на журнальном столике.
– Цветы!
– Вижу, – кивнула я, – астры, весьма красивые.
– Исидор разрешил мне их принести.
– Вы захотели украсить библиотеку? – поразилась я.
– Да, – прошептал Селезнев. – Понимаете, человека принято хоронить на третий день, вроде именно тогда душа отделяется от тела и уходит к богу. Вообще-то, я материалист, не верю во всякие там астральные тела, понимаю, что смерть – это навсегда, возврата оттуда нет. Но когда трагически скончалась моя Клара... когда я остался без моей любимой жены... подумал... решил... вдруг и правда тот свет существует?
– Несомненно, ваша жена сейчас на небесах, и она счастлива, – с жаром сказала я, испытывая к Селезневу жалость.
– Полагаете? – неожиданно повеселел Григорий и начал теребить край широкой, сильно мятой футболки.
– Стопроцентно! – покривила я душой. – Сходите в любой книжный магазин и посмотрите литературу, посвященную жизни после смерти.
Григорий закивал.