Шофер

Люди, когда обнаруживают, что за ними следят, совершают чаще всего одну ошибку — стараются вести себя так, будто ничего не произошло, одновременно не теряя хвост из виду. А поскольку актёрские способности у большей части человечества развиты слабо, именно так они себя и выдают. Сергей не стал глазеть на прохожих, старательно избегая глядеть за спину, не останавливался и не пытался принять беззаботный вид, какая разница, следит за ним в конкретный момент Павел или нет, всё равно они доберутся до места назначения. Так что он просто выбросил слежку из головы, и только когда открыл дверь в гостевую половину дома, наклонился поправить штанину и бросил короткий взгляд назад. Лукашин остановился за деревом. Травин зашёл, закрыл дверь и забрался по лестнице на чердак, там, через щели, улица была отлично видна. Павел постоял какое-то время, а потом зашагал обратно, к Яузе.

Анна Пахомова была дома, в последнее время с клиентами стало плохо, из деревень понаехали бывшие крестьяне, которые были готовы стирать и убираться за копейки.

— Тётя Нюра, помнишь, я тебе о плохих людях говорил, что искать меня будут?

Анна всплеснула руками, села на табурет.

— И что же теперь делать? — спросила она.

— Ничего. Вас они не тронут, да и меня тоже, а через несколько дней эта проблема исчезнет, я тебе обещаю. Но если спросят обо мне чего, так и скажи — жилец, комнату снимает. Могут представиться из жилконторы, или из милиции, не скрывай ничего, только о нашем давнем знакомстве с дядей Митей не говори. И в моей комнате не появляйся, мало ли что.

— Так и сделаю, — Пахомова вздохнула. — Дмитрий-то на поправку идёт, доктор сказал, лекарство действует, но оно дорогое, пятнадцать рубликов стоит на месяц.

Травин кивнул, сходил за деньгами, протянул пять червонцев.

— Это за август и на два месяца за лекарства.

— Спасибо, соколик, — Анна сделала вид, что вытирает слезу, — что бы мы без тебя делали. Хочешь пирожков с печёнкой?

От пирожков Сергей не отказался, он ещё и поспал час, мало ли на сколько вечернее развлечение затянется, потом умылся, надел свободные штаны и рубаху, сверху накинул кожаную безрукавку, под ней практически не видна была кобура с пистолетом, а в широком рукаве — узкий нож в ножнах. Ещё один клинок, короткий и широкий, молодой человек прицепил к щиколотке, положил в карман кастет, проверил, легко ли из ремня выходит металлическая струна. Оружие должно было добавить уверенности, но Травин и так в себе не сомневался.

К восьми вечера солнце уже зашло за горизонт — год назад, летом 1924-го, декретное время изменили, и день в Москве стал заканчиваться на час раньше, опережая Гринвич на два часа. Студебеккер стоял на углу Генеральной, там, где Сергей его оставил, Радкевич и Павел Лукашин вышли в начале девятого, Сергей как раз папиросу успел выкурить.

— В Швецову слободу поедем, — распорядился Радкевич, он развалился на заднем диване, — да поторапливайся, нас ждут.

Неразвитость автомобильных дорог Москвы приводила к тому, что все пути из одного конца в другой так или иначе вели через центр города, объездных путей не существовало. Переехав Покровский мост, они погрузились в хаотичное переплетение улочек и переулков, на которых разъехаться двум встречным экипажам часто не представлялось возможным. И только добравшись до Котельнической набережной, автомобиль разогнался, и мчался так до Симоновской. Сергей убавил свет фар, выключил совсем, когда позади раздалась трель милицейского свистка, и заслужил одобрительное похлопывание по плечу. Казалось бы, рубль штрафа — мелочь, что она для Радкевича, но такова бандитская психология. Отбирать, и не платить.

К улице Швецовая слобода вела свежая асфальтовая дорога — по ней добирались до завода АМО, который находился восточнее, а ещё восточнее, за Тюфелевой рощей, рядом с Симоновым монастырём и новым посёлком рабочих завода, находилось озеро Постылое, в котором Куприн утопил бедную Лизу. Но до озера машина не доехала, Травин свернул к станции Кожуховской, рядом с которой стояли деревянные дома, каждый со своим небольшим садом, забором и воротами. Одни ворота, к которым вела раздолбанная дорога, были распахнуты, их прикрыли, стоило автомобилю пересечь границу домовладения.

— Сиди здесь, — коротко сказал Радкевич, вылезая из машины. — И чтобы без глупостей.

Дом, стоящий на отшибе среди зарослей, был небольшим, семь окон на фасаде, свет горел в двух. Рядом с забором стояли две повозки, лошадей видно не было. Длинный крытый сарай без окон занимал почти всё свободное место в правой части участка. Единственный подъезд с лампочкой, болтающейся под крышей крыльца, охраняли двое молодых людей, высокий и низкий. Высокий, сверкнув золотой фиксой, наклонился к окошку Студебеккера, одна сторона пиджака выпирала рукоятью пистолета. На его нижней губе висела шелуха от семечек, несвежий запах изо рта смешивался с перегаром.

— Браток, папироски не найдётся?

Сергей вылез, достал пачку, угостил хозяев, и уселся на капот, свесив одну ногу.

— Новенький? — один из охранников, тот, что пониже, сплюнул. — Петька раньше руль крутил.