Шофер

— Молодец, успел, — Радкевич бросил салфетку, — ну что, пойдём, покажешь свои умения.

Травину приходилось ремонтировать и перегонять с места на место и Фиаты, и Рено, и Паккарды, и Роллс-Ройсы. Студебеккер образца 1916 года, кабриолет с кожаным верхом и двумя удобными мягкими кожаными диванами, ничем особенным от таких же автомобилей не отличался, не то, что Форд, для которого в Америке требовалось отдельное водительское удостоверение. Четырёхспицевый руль с двумя рычажками — газа и момента зажигания, две педали, два рычага возле правой ноги. Сергей уверенно тронулся, отчего Павел недовольно скривился, а Радкевич, наоборот, похлопал молодого человека по плечу.

— Поехали. На Большую Ордынку вначале, а потом куда скажу.

Компаньон Шпули нигде долго не задерживался. Сначала они остановились возле двухэтажного дома на Большой Ордынке, рядом с галантерейным магазином, Радкевич и его подручный пробыли внутри минут двадцать, и вышли довольные. Потом проехали в Китай-город, к пятиэтажному жилому дому, здесь пришлось остановиться на полчаса, пассажиры вернулись с кислыми лицами и ругались. По обрывкам фраз Сергей догадался, что эта парочка ездила выбивать долги, и в этот раз им не повезло.

Из-за засилья упряжных экипажей движение в Москве было хаотичным и дёрганным, приходилось и стоять какое-то время, и вырываться вперёд, на свободное пространство, разгоняя лошадей рыком двигателя, один извозчик, у которого повозка чуть не перевернулась, хлестнул кнутом по автомобилю и чуть не попал Павлу по руке, и они ещё какое-то время простояли, пока Лукашин выяснял с обидчиком отношения, и запрыгнул обратно, стоило появиться милиционеру. Но от стража порядка они сбежать не успели, тот проверил документы Травина, выписал квитанцию и получил серебряный рубль штрафа.

К пяти вечера Студебеккер побывал на пяти адресах, наконец встал на стоянку на углу Геренальной возле ресторана «Звёздочка», и Травин уже было подумал, что рабочий день закончился, но Радкевич так не считал.

— Давай-ка отдохни, — сказал он, не выходя из машины, — и подходи сюда к восьми вечера, ещё в одно место съездим. Рабочий день ведь по закону восемь часов?

— Мой рабочий день заканчивается в восемь, — Сергей качнул головой. — Такая у меня с Ковровым договорённость.

— Ты на рожон-то не лезь, моего человека почти до смерти избил, придётся отработать, — бывший офицер нахмурился, он не привык, когда с ним пререкались.

— Хлипкий твой человек. — Травин потянулся за папиросами, и перехватил руку Павла, сжал кисть, тот глухо застонал, выронил кастет. — Видишь зеркальце? Мне твою рожу в неё отлично видно.

Пока Лукашин потирал руку, Радкевич размышлял, наконец кивнул.

— Без водителя мне не обойтись, так что за этот вечер я тебе заплачу. Но и ты не зарывайся. И вот ещё, помощь твоя потребуется, потом расскажу, какая.

— Договорились, — кивнул шофёр. — Только мне утром в гараже надо быть, договорился, что выйду на пару часов, хотя бы три-четыре часа поспать.

— Выспишься, — Радкевич нажал на ручку двери, — после полуночи отпущу.

Павел проводил взглядом широкую спину обидчика, сплюнул.

— Так и отпустите его, Герман Осипыч?

— Да что с тобой, зачем с кастетом полез? — Радкевич достал из кармана портсигар, раскрыл, втянул носом белый порошок. — На извозчика ещё накинулся, ты нервный сегодня какой-то.

— Сволочь он, я с ним всё равно разберусь, — упрямо сказал Паша. — Не дадите и мне чуток?

— Обойдёшься. Разберись, только не сейчас, он мне нужен пока. И вообще, я ему три часа дал на отдых, не стой на месте, проследи, куда пошёл, вдруг узнаем, где живёт, чем занимается. Федька Косой куда делся?

— Так ведь Борис Михайлович его забрали два дня уже как. За кем-то бегает.

— Разузнай. Глянь-ка, на трамвай не пошёл, идёт к мосту.

Лукашин кивнул, и хоронясь за деревьями, направился вслед за Травиным.

* * *

Федька шпионил за модисткой по поручению Гершина.

Шпуля только с виду был грозный и самоуверенный, на самом деле в коммерсанте жил маленький боязливый человечек, неуверенный и обиженный на весь свет. Для грязных дел Борис Михайлович держал Германа, тот выбивал деньги из должников, и выторговывал отсрочку, когда сам Гершин был кому-то должен, а ещё сохранность товара обеспечивал. Шпуля всё время опасался, что Радкевич почувствует свою силу, и отберёт коммерцию. Спасало пока то, что у компаньона никаких деловых качеств не наблюдалось, скорее — наоборот.

Косой каким-то образом это чувствовал, и Гершина, в отличие от Радкевича и его прихлебателей Лукашиных, совершенно не боялся. Но виду не показывал, кланялся, делал испуганное выражение лица или наоборот, восторженное, когда Шпуля что-то умное говорил. И за это получал сейчас по три рубля в день.