Шофёр

Прогулка по небольшому скверу заняла минут десять, но следов борьбы Травин не нашёл, а веселья – насчитал десяток, с целыми и разбитыми бутылками и примятой травой. Он представил Симу, лихо пьющую из бутылки в компании с местными хулиганами, и поморщился. Нет, такой образ в характер машинистки не вписывался. Сергей уже решил, что зря всё это затеял, сделал последний круг, и тут ему повезло. Внимание привлекло высокое раскидистое дерево, у которого ветки спускались почти до самой земли. С одной стороны они были надломаны, Травин подошёл, пригляделся – внизу, на голой земле, отчётливо виднелся след, словно под деревом кто-то сидел и ворочался, а вот следов пикника не было. Сергей представил, как два человека катаются по земле, мужчина рвёт платье женщины, удерживает её за руки, бьёт кулаком по лицу.

Нет, такая парочка должна была оставить куда больше следов, здесь же кто-то упал задницей на землю и некоторое время сидел, уминая почву. Травин не мог сказать точно, была ли на плаще Симы такая же грязь, но для себя решил, что – она. И уже зная примерно, что ищет, он обнаружил в двадцати метрах от дерева едва заметные борозды, какие могли оставить каблуки туфель, если их владелицу тащили. Следы шли от Божедомского переулка, обрывались на полпути и дальше уже не продолжались. Вероятно, сначала Симу волокли, а потом понесли и прислонили к дереву. Через некоторое время Сима вполне могла очнуться, встать и дойти до дома. Точнее говоря, встала и пошла, выдавленные каблуками ямки почти затянулись, но вели в направлении дома. Оставалось только выяснить, кто её здесь оставил.

Дворник, который мёл дорожки в Екатерининском сквере, в обмен на папиросу поделился информацией.

– Пурищев там метёт, когда вздумается, – сказал он. – Вы, значит, из какой организации, товарищ?

– Из Москоммунхоза, – Травин полез в карман, словно за удостоверением, но достал только спички.

– Да, вот возьмите на заметку, пьёт, собака, так, что аж завидно, то есть я хотел сказать, крепко поддаёт. И по этой причине не выходит вовремя на работу уже вторую неделю, а что тут сделать, инвалид войны, право имеет, ну а я на чужую территорию не лезу, мне своей, так сказать, хватает.

Дворник покрепче перехватил метлу, склонив голову, посмотрел на Травина. Тот взгляд понял правильно, протянул ещё одну папиросу.

– Так вот, дурное это место, хулиганьё местное собирается, водку пьют и безобразничают, песни орут срамные, фонари-то тоже Пурищев зажигать должен, а он пьёт. Я это уже говорил? Поелику, товарищ, так сказать, порядка нет, вот и творятся здесь непотребства. Так и доложите начальству.

– А что за хулиганьё?

Дворник внезапно выпрямился, зашуршал метлой и на вопросы Травина отвечать отказался.

– Знать не знаю, – заявил он, – вам эти вопросы в милиции лучше задать, и вообще, не мешайте, товарищ, трудовой деятельностью заниматься, у вас своя работа, а у меня своя.

Молодой человек посмотрел на часы, стрелки показывали половину шестого, и решил последовать совету дворника, зайти в шестнадцатое отделение милиции, которое от сквера было в пяти минутах ходьбы, на бывшей Долгоруковской улице. Но там Травину никто в его поисках помогать не собирался. Дежурный агент уголовного розыска, когда узнал, что пострадавшая жива, хоть и не очень здорова, Сергею посочувствовал, да и только.

– Хулиганья здесь целый район, – мрачно сказал он, – вы, товарищ, вечерком пройдитесь и сразу их увидите. Если что, я шучу, не надо здесь поздно вечером ходить. За беспокойство благодарствуем, с двадцать четвёртым отделением, к которому больница приходится, я сейчас свяжусь, но вы же сами сказали, что гражданочка выпимши была, а с такими всякое случается.

Он записал фамилию милиционера, которому Травин отдал ключ и сумочку Серафимы, и выпроводил гражданина на улицу, чтобы тот не мешал работе.

* * *

Ковров закончил осматривать драгоценности, разложил их на бархатной материи. В этот раз неизвестный вор из Гохрана притащил несколько браслетов, серебряные серьги изумительной по тонкости работы с кошачьим глазом, колье с сапфирами и два крупных бриллианта без оправы, всего на сорок тысяч рублей, если по обычной цене считать.

– За это он запросил десять тысяч и четыре тысячи за прошлый товар взял, – Шпуля внимательно смотрел на оценщика. – Имеете что сказать?

– Имею спросить, – Ковров оторвался от блеска камней, выпрямился, – он так и будет носить понемногу каждые три дня?

– Или реже, – кивнул Шпуля. – Всего вещичек почти на миллион будет, а он хочет за них двести пятьдесят косых. Но этот поц боится отдавать всё и сразу.