Глухонемой кивнул: понял. И снова уставился на свой поплавок. Этого человека здесь, никто не знал. Ранним утром пришел он на берег с удочкой и начал подыскивать себе место. На его изодранные штаны и куртку никто не обратил внимания: в приморском городке такую робу носила большая половина жителей. Старый, видавший виды картуз сползал рыбаку на уши, а на ногах, как у многих в это время, были надеты парусиновые чувяки, подвязанные шпагатом.
Рыбак тихо подошел к одному старику и остановился. Тот недовольно обернулся, спросил:
— Чего тебе?
Рыбак молчал.
— Чего тебе, спрашиваю? — приглушенным голосом повторил старик. — Места мало, что ли? Проходи дальше.
— Мм-о!.. Ммы-ы!.. — завертел головой рыбак.
— А-а! — протянул старик. — Убогий, значит? Глухонемой? Ну, бес с тобой, садись рядом.
Глухонемому не везло. То он раньше времени дергал удилище, то опаздывал подсекать и вытаскивал удочку уже тогда, когда хитрая и осторожная рыба обгладывала червяка и уходила дальше. Ни одной рыбешки он не положил еще в свою плетеную корзинку, а солнце стояло уже в зените. Словно по команде, темные фигуры зашевелились: люди начали открывать свои мешочки, сумочки, корзинки, доставать оттуда вареные картофелины, маленькие пучочки зеленого лука, сухарь или черствую корку хлеба. Старик, сидевший рядом с глухонемым, разложил на песке костер из щепок, прибитых к берегу волнами и высушенных солнцем, и положил в огонь пяток небольших бычков. Запахло печеной рыбой, и старик увидел, как глухонемой облизал губы.
— Что облизываешься, убогий? — спросил старик. — Жратвы, небось, нету ни грамма?
Глухонемой отвернулся и опустил голову.
— Вот оно, дело-то какое, — продолжал старик, разговаривая с самим собой, — превратились мы, слышь, в эскимосов, так у тех же хоть сырой трески вдоволь было... А что у нас есть? Десяток бычков за день поймаешь, проглотишь их, и даже слюны во рту не почувствуешь. Вот оно, брат, дело-то какое...
Старик вытащил из костра рыбешек и, перебрасывая их с ладони на ладонь, чтобы быстрее остыли, предложил глухонемому:
— Возьми бычков, убогий, — он дотронулся до плеча рыбака и протянул ему рыбу. — Оно, слышь, хоть брюхо этим не набьешь, а все ж канудить не так будет...
— Ы-мм.. Мм-оо... — замычал глухонемой и отрицательно замотал головой, отказываясь от угощения.
— Бери, слышь, дурень! — рассердился старик. — Нету сейчас у человека таких прав, чтоб от жратвы отказываться. Все мы, слышь, пока ироды топчут нашу землю, — нищие! Вот оно дело-то какое. И сыны, когда сию чуму прогонят, опросят: «Как жили? Зверями глядели друг на друга или по-братски горе делили?» — что ответим? Бери, убогий, не подаяние это, а братская помощь...
Глухонемой, будто поняв речь старика, взял рыбу и отвернулся, чтобы старик не видал, с какой жадностью он проглатывает печеных бычков.
Через несколько минут темные фигуры снова застыли вдоль берега. Безуспешно просидев на одном месте рядом со стариком, глухонемой приподнял над головой удочку и, что-то промычав, перешел на другое место. И когда ему удалось подцепить первого бычка, он шумным мычанием приветствовал свою удачу.
Однако счастье, видно, не дружило с глухонемым. Кроме этого единственного бычка, он долгое время ничего не мог поймать. Закинув несколько раз удочку в одном месте и ничего не вытащив, он вставал, брал свою корзину и переходил дальше. Его сутулая спина и картуз, сползший на уши, медленно двигались от одного рыбака к другому. Люди сосредоточенно, с упорством фанатиков следили за своими поплавками, ворчали:
— Тише ты! Ходишь, рыбу пугаешь...
Только старик, не покидавший своего камня, на котором изо дня в день сидел с лесками, тихо говорил, провожая глазами рыбака:
— Ищет убогий своего счастья. А рыба — она дура: где ее ждешь, она там в аккурат и появляется. Ждать только уметь надо...
На корме затопленного баркаса с удочкой в руках сидел Ленька Глыба. Он внимательно смотрел на поплавок. Рыба не ловилась, и это удручало мальчишку.
Вот уже три дня, как в доме не было никакой еды. Вчера вечером мать сварила последний бурак, который Ленька принес с базара, а сегодня надежда только на бычков. Брат Иван не появлялся, и ни Ленька, ни мать не знали, жив ли он. В тот день, когда Иван собирался идти в море, он на несколько минут заглянул домой и сказал матери:
— Мама, вам с Ленькой надо уйти из дому. Совсем уйти. Через час за вами придет человек.
Потом он прошел в комнату, где лежал раненый офицер Иван Капуста, и через некоторое время вывел его оттуда под руку. На улице их ждала какая-то девушка.
Человек, который пришел за матерью и Ленькой, отвел их за город в маленькую землянку. Седой старик открыл им двери и радушно проговорил:
— Заходите, заходите, будем вместе богу молиться, чтоб напасти прошли мимо нас...