Шишов А.В. - Алексеев. Последний стратег (Белое движение) - 2004

Получил он в награду и медаль «В память Русско-японской войны». Она изготавливалась из трех видов металла. На лицевой стороне ее помещалась дата «1904-1905» и изображение всевидящего ока. На обороте шла надпись -«Да вознесет нас Господь в свое время».

Война на полях Маньчжурии дала генерал-майору Алексееву не только боевые орденские награды. Он получил и почетное наградное Золотое оружие с надписью «За храбрость», особо ценимое в Русской армии. С этой саблей из знаменитой своей закалкой и рисунком Златоустовской стали на боку, с Георгиевским темляком, Михаил Васильевич пройдет всю Первую мировую войну и почти всю войну Гражданскую.

С награждения Золотым оружием, собственно говоря, генерал Алексеев стал «знаком» императору Николаю II. Тот, ставя на представление свое «высочайшее» одобрение, спросил:

Генерал Алексеев. Это тот самый генерал, под которым во время рекогносцировки снарядом убило лошадь?

11од Мукденом, не так ли?

- Совершенно верно, ваше величество.

- Кроме личной храбрости у представленного к награждению Золотым оружием, наверное, есть еще и другие генеральские достоинства?

- Есть, ваше величество. Несомненные. В войне с Японией генерал-майор Алексеев заявил о себе как о весьма перспективном старшем чине квартирмейстерской службы.

- Академию закончил.

- Да, ваше величество. Генерального штаба по первому разряду. Награжден был Милютинской премией.

- Похвально. Возьмите его на заметку и после войны представьте к выдвижению по штабной линии в округах. Или лучше для начала армейской жизни пусть послужит еще в Генеральном штабе, в его главном управлении.

- Будет исполнено, ваше величество...

Думается, что после этого случая генерал Алексеев оказался в поле зрения Николая II. Тот о русской армии, как и его предшественники на всероссийском престоле, пекся всегда. Перспективные же военачальники, да еще с боевым опытом, требовались для любой армии.

Из Маньчжурии генерал-квартирмейстер расформированной по случаю подписания мирного договора армии возвращался домой по железной дороге. Алексеев, да и не только он один, был поражен размахом революционных беспорядков, которые царили почти по всей линии Транссибирской железнодорожной магистрали.

Еще в ходе войны в одном из писем супруге он писал о своих чувствах после прочтения во фронтовом «Манчжурском вестнике» сообщения о событиях 9 января 1905 года в российской столице. Речь шла о столкновении войск с «толпой» у Нарвских ворот и Александровского сада:

«Трудно судить по короткой телеграмме, но мне рисуется внутреннее наше положение опасным. Брожение ищет выхода. Этот выход может быть дан мерами пре дупредительными, но силы накопившиеся могут и не дождаться этих мер, и прервать все преграды, и вылиться в форму, образец которой нам дает история. Для мирного выхода опять же нужен человек и нужно не упустить время. Но человека нет, а сколько пропущено времени.

Вразуми Бог тех, кому вверена судьба России, пошли им умение вывести на глубокое место ее исторический корабль, носящийся ныне между опасных скал без руля, без опытного капитана, без разумных, решительных и смелых лейтенантов.

Я весь теперь двоюсь душой между нашими здесь неважными делами и событиями в России. Опасное, тревожное время в Петербурге, мне страстно бы хотелось быть с тобою и своими малышатами (детей супругов Алексеевых звали Николай, Клавдия и Вера. - А. Ш.).

Нужно, однако, отбывать общую страдную русскую пору так, как складывает это судьба. В общем, действительно тяжелая година, и переживать ее приходится родине без видных деятелей. Можно сказать, что здесь власть и судьба в руках ходульных, мнящих, но не твердых, ну, а в Петербурге ты сама знаешь...»

То на одной, то на другой станции, на зданиях вокзалов мелькали красные флаги. Эшелоны с демобилизованными солдатами превращались в неуправляемые воинские команды на колесах. Среди солдат сновали агитаторы всевозможных социалистических партий. Воинская дисциплина пала в считанные дни, среди солдат было много пьяных. Офицеры и младшие командиры растеряли большую часть своей уставной власти.

На Транссибе, по которому из Маньчжурии в Россию шли десятки и десятки воинских эшелонов, царила революционная анархия. Алексеев смотрел на все это «безобразие» из окна вагона. В голове мелькала только назойливая и тревожащая ум мысль:

- Смута. Русская смута. Как во время царей Шуйского и Лжедмитрия...

— Что будет завтра с Россией? Погибнет или укрепится после смуты?..

Михаил Васильевич и ехавшие с ним в одном вагоне ■ н|и1 цоры-фронтовики не расставались с личным оружием. II нагон во время остановок не раз пытались вломиться iii.иные солдаты, за спинами которых мелькали возбуж-II г иные лица людей штатских, оружия в руках не державших.

- Революция! Долой самодержавие! Власть народу!..

Но при виде рук, положенных на расстегнутые кобуры

наганов, нижние чины как-то сразу трезвели и торопились покинуть вагон. Проливать кровь никому не хотелось. На железнодорожных станциях то там, то здесь звучали винтовочные выстрелы.