Широкое течение

Антон отмахнулся, и Гришоня, утешая его, ответил: —

Снег, чудак! Ведь и вправду весна наступит, снежок рас¬

тает, ручейки побегут, и — с гуся вода, с Антоши худо¬

ба — унесет твою горючую любовную слезу в сине мо¬

ре, — не вернешь.

Антон оделся и спустился на улицу. Валил снег; круп¬

ные хлопья, падая, как бы тащили на землю серые су¬

меречные тени; тени эти сгущались, замыкая короткий

зимний день. Зажглись фонари вдоль улицы, и стало от¬

четливо видно, как вокруг них роями мотыльков вились,

ослепительно вспыхивая, снежинки. Антон продрог. Зяб¬

ко вздрагивая и поеживаясь, вернулся домой.

Спал он неспокойно, встал недовольный, с предчув¬

ствием чего-то нехорошего и весь день работал без подъ¬

ема. Он злился, что не может себя переломить, нервни¬

чал, прежняя стройность в работе бригады нарушилась.

Если раньше случались какие-либо неполадки, то он, не

дожидаясь, бежал за наладчиком, за слесарем, торопил

исправить, помогал сам; теперь же, безразличный, ожи¬

дал, когда они придут, притянут железную сваю «сокол»

и забьют клинья. За незначительную оплошность накри¬

чал на Сарафанова; тот в долгу не остался и зычно

огрызнулся в ответ. Наетя Дарьина наблюдала за ними

из-за своего пресса испуганно и непонимающе. Гришоня

помалкивал, чтобы не навлечь гнева бригадира, — он

после выскажет ему свое мнение.

Когда Костромин узнал, что бригада Карнилина не¬

сколько дней не выполняет норму, больше чем всегда де¬

лает брак, он, верный своему обещанию, приказал расфор¬

мировать ее как не оправдавшую своего назначения.

Старший мастер, жалобно морща нос, передал этот при¬

каз Антону; парень в первую минуту растерялся, в гла¬

зах отразились страх и мольба, но вслед за тем вдруг

ощутил, что все в нем восстало и ожесточилось.

— Не пойду в нагревальщики, — обдал он мастера

горячим шопотом. — Не отдам бригаду. Что хотите де¬

лайте — не отдам!

— Ты, гляди, парень, не бунтуй, — примирительно

сказал Самылкин и добавил в утешение: — Я вас опять

по старым местам рассую: тебя — к Полутенину, Сара-

фанова — к Саляхитдинову.

— Я сказал — не пойду, старик, и все! — уже убеж¬

денно и с угрозой крикнул Антон.

— Не пойдем, — подтвердил Гришоня, а Илья приба¬

вил басовито:      ,

— Мы не болванки — швырять нас...

Старший мастер отступил на шаг, изумленно и часто

мигая и расплываясь в улыбке:

— Что вы на меня рычите, молодцы? Приказ не я

давал. Начальника не знаете... Огонь!..

— Начальник?! — крикнул Антон, оглянулся, будто

просил помощи, — в нем все кипело. — Тогда пусть сам

начальник и работает! — Сунул в руки Самылкину кле¬

щи. — Возьмите вот, отдайте ему. Пускай он сам посто¬

ит у печи в нагревальщиках! А я не буду. Понятно? Хва¬

тит с меня, постоял! Назад не пойду. Лучше совсем уйду

из кузницы, чем опять в нагревальщики!

— Да ты что, взбесился?! — изумленно выкрикнул

Василин Тимофеевич, кидая на пол клещи.

Лицо Антона исказилось, будто мучительно, с кровью

отдирали от его души живое, сросшееся с ней; он круто

повернулся и зашагал прочь от молота, глядя перед со¬

бой невидящими глазами.

А Гришоня, поняв, что дело может кончиться плохо,

бросился к Фоме Прохоровичу. Старый кузнец не спеша

прибирал рабочее место.

— Заступитесь, — торопливо заговорил Гришоня.—

Антона в нагревальщики опять переводят. Я знаю, по¬

чему так получилось. Больше это не повторится, даю вам

слово!

— За что переводят? — спросил кузнец, почему-то

выдернул из метлы без черенка прутик, сломал его и

кинул на кучу мусора.

— Да ведь сущий пустяк, Фома Прохорович: не вы¬

полнили норму, браку наделали, признался Гришоня,

скромно опустив взгляд.

Фома Прохорович улыбнулся в усы:

— Хорош пустяк!..

Гришоня тут же заверил:

— Но больше так не будет. Вы никогда не услышите

ничего плохого о нашей бригаде! Это я заявляю вам ав¬

торитетно. Только заступитесь... Один заступник у нас —

это вы, •— польстил он. — Попросите Костромина, может,

он отменит приказ.

Фома Прохорович домел окалину, распрямился и про¬

молвил кратко:

— Ладно попрошу. Где Антон?

— Убежал. Распалился и убежал. С завода уходить

собрался. Он уйдет. Я его знаю отлично...

Антон мылся в душевой. Он чувствовал себя глубоко

и незаслуженно оскорбленным. «Ничего, свет клином не

сошелся на этой кузнице, — убеждал он себя. — В нагре¬

вальщики не вернусь! Как же я пойду в нагревальщики,

если я могу быть штамповщиком? Неужели не понимает

этого начальник? Раз не понимает—значит, не дорожит

людьми. И пускай! В Москве много заводов, найдется

место». И виделись ему утешительные картины: раскры¬

ваются двери цехов, люди встречают его приветливо —

вставай на любой молот!

Антон вымылся, оделся. Возмущение не остывало в

нем. На какой-то момент вспомнил Люсю, — любовь к

ней показалась ему неожиданно мелкой, раздражающей.

Он как бы прозрел. Да правда ли, что это он, сгорая от

нетерпения и жажды видеть ее, ворвался в квартиру

Антипова? Правда ли, что вчера на катке он зарывался

головой в снег от неразделенной любви, от ревности?

Он пожимал плечами, поражаясь себе, — какой он, долж¬

но быть, смешной был глупый...

В коридоре встретился Гришоня и схватил его за

рукав.

— Куда ты? Погоди!..

Антон отшвырнул его:

— Отстань! — Он вышел на улицу и твердо решил