Широки врата

Гертруда Шульц дала Ланни о себе знать с помощью рисунка, и теперь ее муж делает то же самое! Было это потому, что они оба были художниками, и имели одинаковые мысли? Или это потому, что у Ланни в голове возникла эта идея, и теперь подсознание мадам передало её в фантастическое создание по имени Текумсе? Ведь в этом мире Ланни не упомянул никому о Труди и ее рисунке. «Скажите ему, что я очень хотел бы услышать, что он собирается сказать мне», — попросил Ланни и вкрадчиво добавил: «Кроме того, я глубоко признателен вам, Текумсе».

— Вы когда-нибудь действительно оцените меня. Этот человек пишет на рисовальной доске, что он Люди. Это правда?

— Совершенно верно. Спросите его, как он сам.

— Он говорит, что он прекратил ужасно страдать. Он говорит, что он никогда не верил в жизнь духов. Он смеялся над вами и мною, но, конечно, теперь он этого делать никогда не будет.

— Попросите его приходить чаще и рассказывать мне о себе. Есть причины, почему я желаю это знать.

— Он спрашивает, как его жена?

— С ней всё хорошо.

— Он спрашивает: Видели ли вы ее?

Вдруг что-то вроде молнии ударило в голову Ланни Бэдда. Нельзя вести двойную жизнь и не подозревать вещи, кажущиеся совершенно невинными. А может в мир духов проникнуть гестапо? Могут ли агенты гестапо подружиться с мадам и использовать ее, даже, если она этого сама не подозревает? Идея казалась фантастической, но она вертелась в голове Ланни. А это выглядело так, как если бы он сказал это вслух. «Ты мне не доверяешь!» — вскричал бас. — «Как я могу вам помогать?»

«Я доверяю тебе, Текумсе!» — воскликнул тайный агент. — «Разве ты не знаешь историю о человеке, который молился: «Господь, я верю, помоги моему неверию». Помоги мне сейчас, передай мои сообщения Люди. Скажите ему, что я видел его жену, и она думает только о нем».

«Я хотел бы с ней пообщаться, Ланни.» — Это был сам Люди. Так бывало, что дух вступал в контакт непосредственно, когда сеанс шел особенно хорошо. Он говорил на правильном английском, как говорил в старые времена, когда Ланни посетил берлинскую квартиру Шульцев при осмотре работ Труди.

— Это трудно организовать, Люди, вы знаете, обстоятельства. Однажды, может быть, но не сейчас, если вы не можете добраться до нее сами.

— Я пытался, но не смог, там нет канала.

— Я надеюсь, что я увижу ее когда-нибудь снова, и предам ваши сообщения. Дайте мне пароль, чтобы убедить ее, что это действительно вы.

— На ее правом колене розовая родинка.

Любопытное «психическое явление» в самом деле! Ланни всегда пытался убедить себя, что эти откровения были продуктом телепатии, или чтения мыслей, или тем, чем его можно назвать. Он не рассказывал никому о Монке или о том, что этот человек сообщил ему о родинке Труди. Ему казалось очевидным, что в этот момент ум мадам принимает вещи из памяти Ланни и включает их в свои истории. Это увлекательно наблюдать, как психологу, возможно, трудно поверить в существование духов. Но, безусловно, это не сможет убедить Труди, что ее муж на самом деле посылает ей сообщение!

IV

Исследователь долго и напряжено думал. Он должен вести разговор с опаской, зная, что недовольный вождь может в любой момент его прервать. «Люди», — пояснил он, — «вы должны понимать, что ваша жена ходит купаться летом, и многие люди видят эту родинку. Не можете ли вы придумать что-то, о чём знает только она?»

«Ладно», — ответил странный голос, смесь звуков, издаваемых старой польской женщиной, ирокезским индейцем и берлинским рекламным художником, членом социал-демократической партии. — «Скажите ей: «Чин-чин».

— Будет ли она знать, что это значит?

— Она будет знать.

Вдруг из горла старухи вырвались звуки, походившие на лай маленькой собачки. Это было настолько реалистично, что Ланни мог себе представить существо в нескольких сантиметрах от своей лодыжки, прыгающей на него в ярости, что ему захотелось пнуть его прочь. Это продолжалось в течение целой минуты, а затем стихло.

«Это было Чин-Чин?» — спросил исследователь.

«Это был я», — сказал голос духа. «Труди расскажет вам об этом», — добавил он. — «Все делают глупые вещи, когда они молоды, счастливы, любят и любимы».

«Конечно», — сказал Ланни, который сам испытал всё. — «Она захочет знать, как вы перешли, Люди». Этот термин считался хорошим тоном среди спиритов.

— Было бы лучше, не касаться этого. Я был в Ораниенбурге. И не выдержал больше, ночью я грыз свои запястья, пока не порвал артерии.

— Скажите мне, где вы сейчас, Люди. Вы знаете, как много это будет значить для нее.

— Она придет сюда однажды, и всё узнает.

«Я хочу попытаться убедить ее», — настаивал американец. — «Вы можете помочь мне, объясняя ситуацию. У вас есть тело там, где вы сейчас?»

— Что бы я делал с телом, которое я покинул в Ораниенбурге и которое нацисты сожгли в печи?

— Вы знаете, все, что вы знали на земле. Вы знаете и другие вещи также?

— Очень много. У меня собственная память и память других тоже.

«Память людей на этой земле или на вашей стороне?» — Это было плохо сформулированный вопрос, который прервал сеанс.