Шифр фрейлины

Два дня назад маркиз Пауло Оахаки предложил Фарнезе продать за весьма большую сумму кольцо с изумрудом, прежде принадлежавшее императору ацтеков Монтесуме Второму. Антонио, проявив такт, отказался уступить кольцо, которое не снимая носил на безымянном пальце. Вчера маркиз подошел вновь, значительно увеличив сумму. Герцог даже не сразу нашелся с ответом; деньги были настолько впечатляющими, что на них можно было купить целый замок.

Антонио Фарнезе обещал подумать.

Этот великолепный изумруд достался ему от отца Франческо Фарнезе, которому в свою очередь передал его отец – Рануччо Второй, оставшийся в памяти современников мрачноватым властолюбцем. Ему же изумруд достался от Алессандро Третьего – блистательного испанского полководца, одного из самых даровитых людей своего времени. Военоначальник носил изумруд на груди в качестве амулета, считая, что камень оберегает его от опасностей. Возможно, что так оно и было, потому что герцог был ранен при осаде французского города Руана в тот самый момент, когда отцепил его от камзола. Уже умирая, Алессандро продолжал сжимать амулет в ладони, надеясь, что изумруд победит смерть. Однако чуда не произошло, полководец скончался. Изумруд, вправленный в брошь, достался Алессандро от матери Маргариты Пармской, которая всегда носила его на платье у самого сердца в память об отце, императоре Карле Пятом, подарившем ей этот драгоценный камень. Из семейного предания следовало, что прежде изумруд был закреплен на шапке императора ацтеков Монтесумы Второго и после его смерти достался командору Эрнану Кортесу, который и подарил его испанскому королю Карлу Пятому.

Последний, по природе большой мистик, считал, что душа убитого императора переселилась в изумруд, иначе откуда тогда в камне продолжал держаться жар, обжигавший пальцы? Возможно, со времен испанского короля душа погибшего ацтекского императора потеряла свою прежнюю силу, потому что Антонио испытывал лишь холод, исходящий от ровных граней. Но вчера вечером он вдруг почувствовал, что камень, неожиданно нагревшись, сильно обжег кожу. Душа, спрятанная внутри камня, как будто бы хотела о чем-то предупредить.

Графиня продолжала смеяться.

Антонио, ощущая жгучую ревность, с силой сжал в кулаке коралловые четки. Вот маркиз ударил ловушкой по мячу; отскочив, тот устремился в сторону Жанны. Раздался хлесткий удар по кожаной поверхности, и мячик, отлетев от каменной стены, ударился о металлическую перегородку на противоположном конце поля. Заработав очко, Жанна Шевеньи весело рассмеялась и захлопала в ладоши. Маркиз, видно рассчитывая на благосклонность женщины, намеренно проигрывал ей очередную партию.

– Графиня, умоляю вас, – взмолился маркиз. – Пощадите меня! Вы так великолепно играете, что я прямо даже не знаю, что мне делать.

В Парме маркиз Пауло Оахаки был человеком новым, а потому стремился завоевать расположение вельмож многочисленными подарками, среди которых были золотые мексиканские украшения, ацтекские шерстяные ткани, пользующиеся невероятным спросом, жадеитовые статуэтки. И, надо отдать ему должное, вскоре маркиз заполучил расположение самых влиятельных людей герцогства, включая дам. К тому же он был не женат и хорош собой, и самые благородные семьи, в которых имелись на выданье сеньориты, спешили пригласить его в гости. Но, видно, его больше привлекали замужние женщины. И за прошедшие два месяца, что Пауло Оахаки провел в Парме, некоторые из них потеряли репутацию порядочных дам.

Теперь на очереди была графиня Жанна Шевеньи.

Во всяком случае, изумруда Пауло от него не получит, пусть довольствуется женскими прелестями. Герцог с силой сжал пальцы и почувствовал, как грани впились в ладонь. С тоской подумалось о том, что, не имея детей и каких бы то ни было талантов, в памяти потомков он останется всего-то как последний герцог из династии Фарнезе.

Антонио прошел в зал, где со стен пристально и строго на него взирали его знаменитые предки. Герцог остановился напротив портрета Павла Третьего, одного из основателей величия дома Фарнезе, сделавшего все, чтобы фамилия вошла в наиболее могущественные династии Италии. Улыбнувшись, Антонио подумал о том, что его роду есть чем гордиться.

Неожиданно он почувствовал загрудинную боль, как если бы кто-то под самым сердцем попытался разжечь костер. Ухватившись за грудь, герцог потихонечку, опасаясь, что возникший пожар может испепелить его внутренности, стал сползать на пол. Антонио еще успел заметить, как графиня произвела очередную подачу, вот только не сумел увидеть, насколько она была точной, и, раскинув руки, упал на пол…

* * *