Шестнадцать деревьев Соммы

– Мое рождение не входило в ее планы. Она не хотела больше детей. Она хотела заниматься только фирмой. А отец интересовался лишь своими почтовыми марками. Поев, убегал к себе в кабинет, как олень в лес. У меня есть два старших брата. Здравомыслящие деловые люди, которые считают меня безнадежно избалованной девчонкой.

– Ты здесь росла? – уточнил я. – В этом доме?

– Практически так. Бабушка с дедушкой поставили себе целью воспитать меня в духе прошлого. Умение одеваться, вести себя за столом и разбираться в мебели. Я повидала все крупные города Европы с заднего сиденья «Бентли». Бабушка обожала аукционы. В двенадцать лет я умела оценить любую вазу Лалика. С точностью до четырех лет прикинуть время создания украшения Мириам Хаскелл. Когда бабушка умерла, я была ходячей энциклопедией довоенных обычаев.

– Ты же говорила, что отец научил тебя ходить под парусом? – напомнил я.

Гвен пожала плечами.

– Взяла тебя на пушку. Водить «Зетленд» меня научил дедушка. В компании с одноруким стариком я выходила на нем в любую погоду с десяти лет. Единственное, чем он мог мне помочь, – это своим спокойствием. Как ни крути, furious gale – ничто по сравнению с артиллерией немцев.

– Мне нравится твой Дункан, – сказал я. – Даже не знаю, почему.

– Когда дедушка умер, мама хотела продать это место. Но нельзя.

– А что так?

– Оно завещано мне.

– Все это принадлежит тебе?

– И земля, на которой все это стоит. Хаф-Груни. Плюс еще несколько шхер поблизости.

– Но почему же ты живешь в каменном домике?

– Здесь я теряюсь. Мой формат не позволяет заполнить этот дом. Я окончила частную школу. Мне там, в общем-то, нравилось. Но дальнейшее было предрешено. Эдинбургская школа экономики, потом должность начальника отдела в акционерном обществе «Уинтерфинч».

– У тебя никогда не будет недостатка ни в чем, – заметил я.

– Уже есть. Мне недостает кое-чего существенного.

– И что же это?

– Я как дедушка. У меня нет деловой хватки. Меня абсолютно не волнуют ни импортные пошлины, ни окупаемость. Сидишь в аудитории, слышишь, как остальные задают вопросы, а ты сжимаешься в комок. Последние экзамены я завалила, этой весной меня все окончательно достало.

В этой полутьме я наконец сумел разглядеть, что же, собственно, скрывается за фасадом Гвендолин Уинтерфинч. Чистое, неразбавленное отчаяние.

– Деньги мне дают родители, недовольные мной. Достаточно на дорогую одежду и музыку, но недостаточно для содержания огромного дома. Была бы я красива, подцепила бы мужа с кучей денег в банке. Но у меня маленькие сиськи, и я не умею готовить. Единственное, в чем я разбираюсь, – это антиквариат и heavy weather sailing[59]. Мои немногие романы были с пожилыми женатыми мужчинами. Господи, Эдуард! Не понимаешь, что ли? Я – декоративный объект, я ведь даже не красивая.

13

Сидя в твидовом пиджаке под явором, я почитывал «Шетланд таймс» и попивал черный чай с медом. На столе стояли остатки завтрака – кровяная колбаса, глазунья и жареные помидоры. Я приготовил его на газовой плитке в домике Гвен и отнес на потемневшем серебряном блюде с крышкой под промозглым ветром в дендрарий, где мы и поглотили его в сени дерев.

Но покоя я не чувствовал. Ощущение было, как когда «Гейру» сносило в море. Дна в этом затягивающем водовороте 1971 года было не видать. Никогда больше, проснувшись, я не увижу лица Ханне. Простой и доброй девушки, которую я променял на аферу с Гвен, хотя эта афера не может закончиться ничем хорошим.

Деньги. Я их зарабатывал, я их тратил. Свою долю выручки за картошку или овец, которых мы отправляли на убой. На это были куплены музыка, «Лейка», автомобиль. Копить деньги мне не было необходимости. Плодородная земля Хирифьелля снова даст урожай, и он принесет деньги.

«Но вот это…» – подумал я, взглянув на Квэркус-Холл. Я по себе заметил, как крупные деньги обретают власть над человеком. Сначала я смотрел на этот дом, считая, что он принадлежит другим и что таковые имеются. Теперь же я думал, что бы я сделал, если б он был моим, если б он принадлежал мне.

Если верить оружейнику, то заготовки для лож – если они сохранились – теперь сильно поднялись в цене по сравнению с голодным послевоенным временем. В уме я прикинул, за какую сумму их можно было бы продать. Ее с избытком хватило бы на покупку любого из богатых хуторов в Саксюме.

Но мама не чувствовала потребности в этом. Если судить по тому, что она писала Эйнару. Хотя и выросла в нужде.

На дне чашки плавали чаинки. Неизбежное зло, по словам Гвен, презиравшей чайные пакетики. Я выплеснул опивки на траву – травинки влажно заблестели. Над ними покружилась и села бабочка, привлеченная сладким запахом.