Шестеро смелых и ледяная смерть

— Вот вы нас осторожности всю дорогу учите, а сами… Я просто в натуре теряюсь, с кого нам теперь брать пример! — завершил он свой патетический монолог.

Галатея Зариповна от его наглости сперва онемела. А когда наконец обрела дар речи, то уже никакого сочувствия к нарушителям в ее душе не осталось и в помине.

— Вон! К директору! — рявкнула она.

— Одним словом, с вещичками на выход, — небрежно повел накаченным плечом Колька и, понимая, что терять уже нечего, решил оторваться по полной: — Беспредел и злоупотребление властью! Культ личности отдельно взятого преподавателя!

По классу прокатился гул солидарности. Даже Клим, на дух не выносивший Смирнова, сказал Диане:

— Знаешь, я сейчас его почти зауважал. Ведь по большому счету он прав. И высказаться не побоялся… Гляди, а Харя, наоборот, хвост поджал.

— А по-моему, у Смирнова сейчас просто шок, — хихикнула Ди. — Его, видимо, контузило ударной волной при выбросе из бутылки.

— Не исключено, — посмотрел на Колькин мокрый свитер Ахлябин. — Он в эпицентре взрыва находился. Шандарахнуло — и в мозгах что-то на правильное место встало.

— Боюсь, ненадолго, — вдохнула Ди. — Сейчас его новый взрыв у директора ожидает, после которого все вернется на круги своя.

— И станет Смирнов, как обычно, полным дубом, — с облегчением заключил Клим, ибо неожиданно героический Колькин поступок как-то путал все карты и мешал вполне обоснованной ненависти.

Уже в дверях Смирнов обратился к классу:

— Прощай, братва! Не поминайте лихом! Отсижу — вернусь.

Ребята опять загудели.

— Гляди, накаркаешь! — выкрикнул Клим, но Смирнов и Харя его уже не услышали. Дверь за ними с грохотом захлопнулась.

Мгновение в классе стояла такая тишина, что слышно было, как в кока-кольную лужу сыпалась с потолка штукатурка.

— Начинаем урок, — напомнила о своем существовании начавшая приходить в себя химичка. — Ахлябин и Толпыжкина! К доске!

— По-моему, это не Смирнов, а ты сам себе накаркал, — послышался злорадный шепот за спиной у Клима.

— Делов-то, — высокомерно бросил через плечо тот и уверенным шагом направился к доске. С химией у него никогда не возникало проблем.

Во время большой перемены друзья встретились с Ильей в столовой и заняли столик в углу.

— Наваристый борщик у них сегодня, — одобрительно произнес Бородин, энергично размешивая ложкой сметану.

— Мужикам только бы пожрать, — презрительно покривилась Лиза. — Радость, беда… По барабану вам все, если желудок пустой.

— А мне что, по-твоему, Каретникова, голодовку теперь объявить? Парня-то этим не вернешь. Или ты считаешь, мне нужно, как Даниле, лечь и отвернуться к стенке? — Бородин в сердцах бросил ложку.

— Ничего я такого не считаю, — несколько растерялась Елизавета.

— Мы его будем помнить. К маме его потом съездим. Навестим. Но больше-то уже ничего сделать нельзя. Пойми ты это! — Илья вздохнул и отодвинул от себя почти нетронутую тарелку супа.

— Ты что? — широко раскрыла зеленые глаза Марфа.

— Да уже не хочется есть! Пойду я, пожалуй.

— Илюха, постой! — Клим резким взмахом руки едва не снес со стола Дианин стакан с апельсиновым соком. — Ты же еще не знаешь, как у нас оторвались на химии Смирнов с Харей. Заметил, в каких мы пятнах? — улыбнувшись, попытался разрядить он обстановку. — Это было шоу!

Оглядев друзей, старший мальчик вновь опустился на стул:

— Хотите сказать, эти два долбодуба трубу какую-нибудь подорвали?

— Мелко плаваешь, — хмыкнула Марфа. Они нам такой фонтан безо всякой трубы устроили!

— Фокус вообще-то простой, — подхватил Клим. — Кидаешь в бутылку с колой мятную конфетку. Только делать это, конечно, надо не в помещении, а на улице. Фонтан метра на два выстреливает. Хочу обязательно сам попробовать.

— Попробуем, — загорелся идеей и Илья. — Кстати, и Данилу, может, развеселим!

— Ты забыл, что ему давно не три года, — хмуро бросила Марфа. — Он сейчас на такое даже смотреть не станет.

— Хорошо бы его под любым предлогом вытянуть на улицу, — видела лишь один выход из положения Ди.

— Ну конечно! Ты ведь так боишься, как бы кто-нибудь не забыл про твои ночные приключения! — вскинулась Лиза.

— Точно! И если мы там что-нибудь серьезное обнаружим, Даньке будет над чем вместе с нами поломать голову. Вот и переключится. Или, по крайней мере, гарантированно меньше станет хандрить, — пропустив мимо ушей ехидную реплику Каретниковой, поддержал Диану Илья.

— Не знаю… Я больше всего боюсь, что он после смерти Андрея совсем упадет духом и перестанет верить, что его когда-нибудь смогут вылечить, — с тревогой проговорила Марфа. Андрею ведь тоже обещали провести курс какого-то нового лечения. Даже деньги собрали через один благотворительный фонд. Но… — Она помолчала. — Не успели.

— Но Данила-то, кроме ног, здоров! — заспорила Ди. — Даже если предположить худшее… ну, что он больше вообще никогда ходить не начнет… все равно сможет полноценно прожить до глубокой старости.

— Он полноценно живет именно потому, что надеется когда-то встать на ноги. А если надежда исчезнет… Ох, даже думать боюсь. Руки опускаются… — В голосе Марфы слышались нотки отчаяния.