Шестерня дела основную работу сам, позволяя помощникам вмешиваться лишь в самом начале, когда заготовка еще груба, и одним - двумя косыми ударами дело не испортишь. Не обошлось и без промахов, когда наполовину откованная заготовка отправлялась обратно в огонь, а Шестерня, глядя на побагровевшего от стыда помощника, укоризненно качал головой. Однако, парни старались не на шутку, и вскоре, с разрешения мастера, уже вовсю работали молотами, выделывая такое, о чем совсем недавно и помыслить не могли.
Когда, тяжело дыша, и исходя потом, помощники усаживались в угол, доставая из мешков, и раскладывая в миски пищу, Шестерня вставал за столешницу, прихлебывая из горшочка хмель, с сосредоточенным лицом исписывал рунами цифр блестящую металлическую пластину, причем, писал настолько мелко и заковыристо, что ни Зубило, ни Бегунец, заглядывая в записи по случаю, ничего не могли разобрать.
Время от времени к кузне подходили деревенские, толклись у входа, с интересом осматривали лишь только намеченные заготовки и уже готовые изделия, ахали, тянули руки. И развлекались таким образом до тех пор, пока Шестерня не выходил из себя и не выгонял любопытствующих наружу "воздухом подышать". Вместе с мужиками приходили и женщины, но, в отличие от беспечных товарищей, приносили мешочки с пищей и даже горшки с хмелем. Женщин Шестерня привечал особо, широко улыбаясь и источая любезности, поспешно освобождал от груза, однако, едва подходило время, безжалостно выпроваживал вместе с остальными.
Староста так и не появился. Зубило и Бегунец не переставали изумляться, но Шестерня лишь отмахивался. Креномер ничего не обещал, да и деревенские заходили лишь от избытка времени. К тому же иглошерстни по-прежнему никуда не делись, и хотя, последние дни чудовищ никто не видел, прогулки за пределами деревни по-прежнему оставались опасным занятием. Было бы странно, если бы Креномер глава деревни, шастал по темноте в поисках приключений, подобно набравшимся хмеля селянам. К тому же заказчик, как подсказывал опыт, предпочитал видеть готовый результат, а не любоваться недоделками. А уж опыта в подобных вещах, чтобы не задаваться ненужными вопросами, Шестерне хватало с избытком.
Молот с грохотом ударил в последний раз, отброшенный, упал, обиженно звякнув. Зубило с облегченьем выдохнул, произнес:
- Все, закончили. Работа сделана.
Шестерня осмотрел накрывшую петлю шляпку костыля, кивнул, после чего уперся во врата, хорошенько тряхнул, раз, затем еще раз, опустив руки, с удовлетвореньем произнес:
- Хорошо стоит, словно влитая.
Тяжело дыша, Бегунец выдавил с бледной улыбкой:
- А могло быть по-другому?
- Могло. - Шестерня пожал плечами. - Делали, считай, наспех. Да и камень здешний не из крепких.
- Что значит наспех? - Бегунец распахнул глаза. - Мы ж не спали, не ели, работали до изнеможения!
- Если это наспех, я даже боюсь спросить, что считать основательным, - кривя губы, произнес Зубило сердито.
- Основательно? - Шестерня усмехнулся. - Когда ближайший схрон разрастется вдесятеро, вместив поколения поколений; когда о последний дом в деревне распадется прахом; когда, источенная полостями, скала сомнется под собственным весом, а врата по-прежнему будут стоять. Вот что значит основательно!
Зубило открыл и закрыл рот, так что лязгнули зубы. Глядя на ошарашенное лицо товарища, Бегунец криво улыбнулся, сказал с дрожью:
- Не расстраивайся. Ведь мастер просто пошутил. Правда, мастер? Такого просто не может быть.
Он искательно заглянул в глаза Шестерне, отыскивая подтверждение своим словам, но тот остался серьезен, лишь произнес задумчиво:
- Сам я не видел, но, говорят, где-то в глубинах, скрытые от стороннего взгляда, хранятся остатки древних.
- Древних... кого? - поинтересовался Зубило насторожено.
Шестерня пожал плечами.
- Не знаю. О них не осталось памяти.
- А что осталось? - Глаза Бегунца зажглись любопытством.
- Остались строения: шахты, тоннели, полости, уходящие вглубь и вширь, вырубленные в сплошном монолите крепчайшей породы.
Зубило поморщился, спросил недоверчиво:
- И что же там, внутри? Для чего все это было возведено?
- Кто ж знает? - Шестерня пожал плечами. - Кто не был, не скажет, а кто был... не скажет тем более.
- Почему не скажет? - голос Бегунца прозвенел испуганным колокольчиком.
- Потому как не возвращались никто, - ответил Шестерня сурово.
- А известно откуда? - Зубило хмыкнул. - Коль не возвращаются.
- Ну, некоторые все же возвращаются, - ответил Шестерня уклончиво. - Да только не надолго.
- Почему? - Две глотки исторгли вопрос одновременно.
- Умирают.
- Но... почему?
- Кто ж знает, - произнес Шестерня зловеще. - Древние не любят, чтобы их тревожили, даже если останки давно распались в прах, а в шахтах давно и прочно обосновался безмолвный мрак. Тянутся, незримые, высасывают из рискнувших потревожить сон, безумцев, жизненные соки.