— Почему вы несчастливы?
Эмма долго не отвечает. Она наклоняется к микрофону, слова будто вертятся у нее на языке, прежде чем она произносит:
— Из-за того как обращается со мной шеф.
Присяжные начинают переговариваться, а папа продолжает:
— Какого рода обращение вы имеете ввиду?
— Ну, порой она бывает грубой. Иногда угрожает и оскорбляет. Она также заставляет меня выполнять поручения, которые мне неприятны.
— Вы не могли бы пояснить, какого рода поручения и почему они вам неприятны?
— Она постоянно заставляет меня забирать ее лекарства. Мне неприятно, потому что это не входит в мои рабочие обязанности. Мои функции в основном заключаются в администрировании.
Со своего места в зале суда Уна громко фыркает от раздражения. Когда смотрю на Джея, его руки скрещены, а на лице едва заметная улыбка. Затем изучаю Эмму, и чего скрывать, она бы предпочла находиться где угодно, но только не тут в качестве свидетеля, независимо от того, насколько она несчастна на своей работе. Каким-то образом Джей принудил ее быть здесь. Точно вам говорю.
Папа подходит к столу, подбирает несколько листов бумаги и передает их Эмме.
— Вам знакомы эти документы, миссис Филан?
— Да.
— Где вы видели их прежде?
— Мисс Харрис регулярно посылала меня к своему доктору за этим рецептом, прежде чем отправить в аптеку за лекарством.
— Был ли обмен деньгами?
— Да.
— Сколько денег?
Эмма потерла руку, прежде чем ответить:
— Где-то между двустами и пятьюстами евро.
— Вам не казалось это странным?
— Да, но задавать вопросы не было моей работой. Я выполняла много заданий мисс Харрис. Она очень занятая женщина.
— Не сомневаюсь. Вы платили также аптекарю, который заполнял рецепт, то есть сверх обычной цены за лекарства?
— Да.
О, Боже. Несколько человек в зале ахнули от удивления. Вполне очевидно, куда клонит папа, даже если на первый взгляд эта тема может показаться не относящейся к делу.
— По вашему личному опыту это обычная практика при покупке лекарства?
— Нет. Я никогда не платила за лекарства для себя таким образом.
— По вашему опыту общения с мисс Харрис, вы знали о какой-либо ее продолжительной болезни, которая бы требовала того лекарства, за которым она вас оправляла?
— Я не в курсе такого.
— А по вашему личному мнению, вы бы сказали, что мисс Харрис посылала вас приобретать эти лекарства, потому что была зависима?
— Не знаю. Иногда она вела себя в офисе непривычно раздражительной или растерянной, но я относила это на счет стресса.
— Протестую, — прерывает Томас Дженкинс. — Нет доказательств, что моя клиентка не больна, а такая линия допроса может компрометировать свидетеля.
Папа снова берет выписанные рецепты и передает судье.
— Обращаю ваше внимание на количество, которое выписывалось каждый месяц. Даже если мисс Харрис была серьезно больна, ни один законопослушный доктор не прописал бы такое количество лекарства.
— Отклонено, — говорит судья.
Папа возвращает свое внимание к Эмме.
— Вы когда-нибудь пытались отказаться выполнять приказы мисс Харрис?
Эмма сглатывает.
— Да. Несколько раз я отказывалась, и она угрожала уволить меня с работы. Она также говорила, что позаботится, чтобы я не смогла найти другую.
— И что вы чувствовали?
— Я боялась за свое жизнеобеспечение.
— И последний вопрос. По вашему личному мнению, считаете ли вы что мисс Харрис можно доверить вести журналистское расследование должным образом будучи под влиянием лекарства, которое она принимала?
— Нет.
— Спасибо, миссис Филан.
Томас Дженкинс выступает с перекрестным допросом, и хотя он проделывает очень хорошую работу допрашивая Эмму и отчасти спасая репутацию Уны, папин посыл был ясен. Уна Харрис зависимая, непригодная для выполнения своей работы, и поэтому ничего из того, что она написала о Джее, не может считаться заслуживающим доверия. Папа даже вызывает медицинского специалиста для дачи показаний о том, что принимаемые Уной лекарства могли мешать ей физически и умственно.
Когда судья объявляет перерыв в судебном заседании, я целенаправленно встаю со своего места. Хочу поговорить с Джесси. Догоняю ее, когда она собирается выйти из зала, хватаю за руку и практически тащу ее за собой наружу.
— Эй, полегче, Матильда! — восклицает она. — Ты мне так руку оторвешь.
— Хочу поговорить с тобой наедине, — говорю ей, ведя к женскому туалету, подальше от зала заседаний. Мы заходим внутрь, и там, к счастью, пусто.
Я отпускаю ее и упираюсь руками себе в бока.
— Что здесь происходит?
— Что ты имеешь ввиду?
— Чертова львица — помощница Уны Харрис, Джесси! Вы с Джеем думали, что я не вспомню ее? Я не дура.
— Послушай... — начинает она, но прежде чем произносит что-то еще, дверь открывается и входит Джей.
— Оставь нас, Джесси, — говорит он командным тоном.
— У нас тут разговор. И если ты не заметил, это женский туалет. Тебе сюда нельзя, — огрызаюсь я.
Джей даже не смотрит на меня.
— Джесси. Иди.