Шесть зарядов

Началось у нас – того повесить, этого повесить! Можно ещё понять, когда в петлю угодил гуртовщик, который изнасиловал несовершеннолетнюю девчонку, а её же младшего брата прихлопнул насмерть одним ударом, когда тот за сестру заступился. Дальше – один ковбой пристрелил другого из-за спора за карточным столом. Раньше бывало того кто передёргивает приканчивали на месте, и никто не думал за это людей судить, да вешать. Сейчас не то, и может быть правильно, что запретили самосуд. Однако если тот парень прав, а убитый действительно шулер, то грех за такое вешать человека. Достаточно каторги года на три с возможностью досрочного освобождения за хорошее поведение.

Но и это ещё не всё! Я рассказывал тебе про того парня, укравшего курицу. Это случилось не здесь, но от того не легче. Здесь Гурве приговорил к повешению парикмахера, взявшего лишнюю плату с клиента.

Строго между нами – парикмахер этот заслужил по морде, но не более! Мне удалось спасти его шкуру, и тогда я в первый раз нарушил закон. Упустил его, понимаешь?

– Вы упустили… парикмахера? – затупил я, не сразу сообразив, что к чему.

– Упустил, – вздохнул шериф. – Представляешь – его мул оказался быстрее моего Мустанга. И глаза подвели – стрелял четыре раза и всё мимо!

Тут до меня, наконец, дошло. Утверждать, что какой-то мул, даже если это очень хороший мул, быстрее жеребца шерифа по кличке Мустанг, это то же самое, что говорить, будто курица быстрее сокола. Что же касается промахов, то куда уж старику, который на охоте бьёт птицу дробиной в глаз, чтобы потом не плеваться дробью за обедом, попасть в жирного увальня, каким был здешний парикмахер? Ну, прям никак не попасть! Особенно в упор.

– Вот судья мне и не поверил, – улыбнулся шериф. – Приехал лично со мной разбираться. Грозил, руками махал, орал, как потерпевший, пока я его вот в этой камере не запер. Сначала я ведь не собирался делать ничего такого. Думал – посидит там до утра, а я пока покумекаю, как быть. Положение моё было таково, что хуже уже не будет. Ясно же, что я отпустил подозреваемого, а значит, скорее всего, займу его место.

Хотел даже податься в бега, но гордость заела – быть столько лет на страже закона, а теперь оказаться в компании таких, как ты? Не обижайся, Дикки, но по мне так лучше в петлю! В общем, думал я, думал, и решил, что буду отбиваться законным порядком. В крайнем случае, обращусь в вышестоящие инстанции, хоть это говорят и бесполезно.

С такими мыслями открываю утром камеру, а там пусто! Пропал судья Гурве, как будто измылился. Я уж думал, что черти его целиком в ад утащили, душу вместе с телом. И всё же, я его нашёл! Знаешь, где было то, что от него осталось? В параше, что стоит под полом! Кто-то или что-то протащило его сквозь отверстие в полу, куда едва можно просунуть руку.

(Меня передёрнуло! Если сотворить такое, то у человека не останется ни одной целой кости. А ведь Дженни спрашивала, не желаю ли я туда нырнуть… Странная шутка, учитывая только что услышанное, но возможно она меня так предупреждала о чём-то.)

– Тогда я окончательно уверился в том, что в камере этой нечисто, – продолжал шериф. – То есть, я и раньше подозревал что-то такое, но теперь сомнения полностью отпали. Однако факт был тот, что действует это место на людей по-разному. Вернее всего было проверить действие камеры на себе, и я заперся в ней на следующую ночь…

Шериф надолго замолчал, как будто задумавшись, я же не стал торопить его, потому что уже догадывался о том, что услышу.

– Я встретил там свою Марту и сына… – проговорил он и снова замолчал, глядя перед собой неподвижными глазами.

У старины Доджсона была семья, но, увы – жена умерла от какой-то неизвестной болезни, а сын погиб от шальной пули, когда в салуне случилась драка со стрельбой. Парню было всего одиннадцать лет, и он просто проходил мимо. Это было в те времена, когда я только учился кур воровать.

– Извини, сынок, это личное, – снова заговорил шериф. – Не знаю, как там всё происходит, но камера способна устроить тому, кто в ней находится встречу с его самой великой болью. Для кого-то это будет мукой совести, для кого-то вернувшимся страхом, а кто-то вновь переживёт утрату… Ну, и последствия тоже для каждого наступают свои. Я имею в виду, что кого-то его боль способна загрызть до смерти или свести с ума, а другой рад бы не расставаться с ней никогда. Ты ведь понимаешь, о чём я говорю? Я знаю про тебя и Дженни. Её отец был моим другом – служили вместе в армии. А ещё, она моя крестница. Видел её там, да?

Я кивнул, потому что не мог сейчас говорить.

– Она что-нибудь сказала на прощанье? Можешь не отвечать, если не хочешь.

– Она сказала, чтобы я был собой, – прошептал я, приложив немалые усилия, чтобы двигать губами.

– Вот! – Шериф многозначительно поднял палец. – Самый разумный совет, который ты мог услышать.

– Я не понимаю! – воскликнул я, обретя голос. – Дженни ведь была ангелом на земле, а я… Я вор и бандит, налётчик, взломщик и немного шулер. Как же она могла дать мне совет быть собой, если я… такой?