Когда она повернулась, коротковатый топ пополз наверх, так что стало видно татуировку на спине. По винтовой лестнице я поднялась за Анитой на второй этаж, в комнату, оборудованную как мастерская художника. Возле единственного окна стоял мольберт. На столе валялись тюбики с краской и кисти. На стенах висели обрывки холста с самыми разными набросками: лесные пейзажи, животные, ее автопортреты или портреты других людей. Я подошла поближе к портрету мужчины с коротко стриженной черной бородой, черными волосами и черными бровями. Рукава рубашки были закатаны, а руками — сильными, накачанными и волосатыми — он упирался в бока. Этого мужчину я видела рядом с Анитой на выставке.
— Бирк терпеть не может позировать, — она рассмеялась, — а это тот редкий случай, когда я его все-таки уломала.
В глазах у него было что-то жестокое, словно он скрывал черты характера, о которых лучше не знать. Может, в картине пряталась тайна их отношений?
— Ты молодец, — сказала я.
Анита покачала головой.
— Он на этой картине вышел старше, чем есть на самом деле. И разозлился из-за этого. Сказал, что тут гибрид его самого и моего отца. — Она опять засмеялась, но с обидой.
Я повернулась к следующей картине. Это был автопортрет Аниты, полураздетой, с беззащитным взглядом.
— Красиво… — Я протянула руку и дотронулась до ее ключицы на картине. Щеки у меня запылали, и я отдернула руку. Анита тоже покраснела и отвернулась к картине, над которой работала. На ней женщина с прибитой к кресту рукой смотрела на море. Сзади темнело небо, затянутое грозовыми тучами; волосы женщины растрепались от ветра.
— Сильно, — сказала я.
Анита улыбнулась.
— Меня вдохновили истории рыбацких жен — как они дожидались мужей с моря, хоть и не знали, вернутся те или нет.
Она смешала две краски на палитре и провела кистью по шее женщины. В этой обстановке Анита выглядела старше — не только из-за наметившегося животика, а, скорее, такой ее делал дом. Старый дом, где стены, потолок и пол были покрыты темным лаком. Я задумалась: какая же Анита настоящая — молодая девушка, с которой я познакомилась у нас в ванной, или эта взрослая женщина за мольбертом? Впрочем, мне нравились они обе. Свет из окошка в потолке окутывал комнату загадочным сиянием. Пока Анита работала, я расхаживала по мастерской, разглядывала картины и столы с разложенными на них набросками, карандаши, тюбики с красками и всяческие коробочки.
— Это что? — Я взяла в руки какую-то штуковину из толстого стекла. Она представляла собой два блестящих шарика друг над дружкой, похожие на снеговика, оказавшиеся намного тяжелее, чем казалось с виду.
— Это курант, — объяснила Анита, — чтобы растирать пигменты для красок. Я им почти не пользуюсь, покупаю тюбики с готовыми масляными красками, но эта штука тяжелая, и бумага не разлетается.
Я поставила курант на место, уселась в кресло в углу и принялась разглядывать Аниту, которая превратилась в единое целое с картиной. Рядом с ней мне было хорошо, удивительно просто, и мне это нравилось. Если мы подружимся, то мне тоже хотелось стать такой, избавиться от излишней сложности. И в то же время было в этом нечто мучительное, неясное.
Анита рассмеялась и схватилась за живот.
— Ребенок пинается, — сказала она, — всего пару дней назад начала. А мне от этого щекотно.
— Это девочка?
— Мы назовем ее Аврора.
— Красиво, — похвалила я, — мне нравится.
Она посмотрела на живот и погладила его.
— Вы давно уже вместе? — спросила я, показав на портрет мужчины.
Анита показала на сложенные в углу коробки.
— Я в начале месяца сюда переехала.
— Когда мы с тобой только познакомились, я думала, вы с Эгилем мутите, — сказала я.
Она рассмеялась, но в ее смехе снова зазвучала обида. На шаг отступив назад, мазнула по шее женщины и быстро отдернула кисть.
— Вот так.
Мы смотрели на женщину на картине. Она была изображена вполоборота, поэтому ее чувств я не видела. Тучи у нее за спиной, возможно, раскрывали ее душевное состояние, однако однозначно тут не скажешь.
— Ну, теперь твоя очередь, — сказала Анита. — Разденешься?
Я покраснела.
— Ой, то есть мне голой позировать…
— Если ты не против.
Я отвернулась и стала раздеваться. Анита и прежде видела меня обнаженной, но сейчас все было иначе. Сейчас я и раздевалась как раз для того, чтобы она видела. Сложив одежду на пол, уселась в кресло.
— Ничего, если я вот тут сяду?
Анита кивнула. Я заметила, что она тоже покраснела. Взяла кисть и повернула мольберт так, чтобы видеть меня.
— Если замерзнешь, скажи.
Повисла тишина, которую нарушал лишь тихий шорох кистей Аниты. Какова, хотелось бы знать, дальнейшая судьба этой картины? Кто ее увидит? Я не привыкла выставлять свое тело на всеобщее обозрение, но спустя некоторое время смущение исчезло.
— Если честно, мне до сих пор интересно, — сказала я, — у вас с Эгилем правда был роман?
Она пожала плечами.
— В жизни еще и не то бывает.
— Это точно, — согласилась я, — но я не об этом спросила.
— Да, все это, наверное, странно выглядит. — Анита больше не улыбалась.
Еще несколько секунд она рисовала молча. Свет из окошка в потолке совсем выбелил ей волосы.