— Я не запоминаю их имен. По крайней мере, сейчас он в тюрьме, и, очевидно, за дело. У полицейского был ключ, так что я разрешила ему осмотреть комнату.
— Вот этот мужчина? — Я показываю ей фотографию Руе Ульсвика на телефоне Ингвара. Она наклоняется так близко, что едва не касается очками экрана. А потом кивает:
— Да, это он. Очень приятный молодой человек.
Руе
Я остановил машину у тротуара перед багетной мастерской — собирался ненадолго заскочить в город. Олесунн остался в моем прошлом. Надеюсь, я успею уехать, пока меня никто не заметил.
Я прошел вверх по улице, направляясь к большому желтому зданию тюрьмы. За все эти годы я бывал здесь много раз, но всегда по работе, с пропуском посетителя в кармане я приехал впервые. Я нажал на звонок, дверь зажужжала, и я вошел внутрь. Охранник у двери номер два улыбнулся мне.
— Не знал, что у тебя имеются друзья среди наших ребят, Руе.
Я не помнил его имени. Ему было лет двадцать пять, не больше, он обладал раздражающе резким голосом, пронизывающим, как сталь. Я положил телефон и кошелек в маленький шкафчик и запер его. Брелок на ключе был несоразмерно большим, явно из тех, что заключенные делают на трудотерапии, и карман из-за него оттопыривался. Я протянул охраннику пропуск посетителя и быстро прошел через металлодетектор, чтобы он не успел что-нибудь сказать по этому поводу.
Построенная более ста пятидесяти лет назад тюрьма уже давно исчерпала свой срок годности. Прекрасное здание для музея. Отличное месторасположение для музея. Прямо в центре города, вокруг жилые дома, и жители могут наблюдать за заключенными. Слишком маленькая, чтобы быть учреждением высокой степени безопасности для Западной Норвегии. Несмотря на длинную очередь местных, сидит тут больше бергенцев, чем олесуннцев.
Надзиратель оставил меня одного в маленькой комнате для свиданий. На холодных каменных стенах во всю высоту комнаты, от пола до потолка, были нарисованы тонкие деревья. Маленькие птички сидели на ветках или летали в лесу. Художник, похоже, старался изобразить этих тюремных птичек красивыми и меланхоличными. Может, именно они снились местным обитателям… Присев на черный кожаный диван, я закрыл глаза, и передо мной сразу же возникли стаи мечущихся и кричащих в отчаянии птиц.
Войдя в комнату, Эгиль просиял. Он закатал рукава свитера, крепко пожал мне руку и приобнял меня.
— Вот уж не ожидал…
Сел на стул передо мной. Я вытащил из заднего кармана джинсов распечатанную с телефона фотографию.
— Это еще что такое? — спросил он.
— Ты знаешь человека на этой фотографии, Эгиль? — спросил я.
Он с неприкрытым изумлением уставился на фото. Машинально провел рукой по волосам.
— Нет… Нет, не знаю. Это рисунок?
— Да, это нарисовала Анита. И если ты знаешь, кто это, прошу тебя честно сказать мне.
Эгиль покачал головой:
— Понятия не имею. Никогда ее не видел.
— Ты врешь, Эгиль? Защищаешь эту девушку?
— Нет. Я ничего не знаю. Правда.
— Ты понимаешь, что значит твоя ложь? Я потерял дочь и внучку. И из-за тебя не могу выяснить, что с ними произошло.
— Я не знаю, что тогда случилось. Честно.
Я опустил руку с фотографией. Значит, я прав. Все это время он мне врал.
— Ты не знаешь, что тогда случилось, но знаешь, кто эта девушка.
Я вытащил золотую цепочку с ключом. Его серо-голубые глаза расширились, лицо осунулось.
— Откуда у вас это?
Я посмотрел на этого юношу. Мне казалось, что я достучался до него, помог ему. Он не привык, чтобы люди моего возраста были к нему добры. Это подарило мне надежду, придало сил, позволило встать на ноги и совершить еще что-нибудь хорошее. Теперь до меня дошло, что я не сделал совершенно ничего. А Эгиль выстроил свою жизнь совершенно на другом представлении о добре, зле и нравственности.
— Я нашел его в Анитиной шкатулке и знаю, что он принадлежит женщине на этом рисунке.
— Черт… — Эгиль сжал кулаки. — Не могу же я вечно ее покрывать. С этой телкой вечно было что-то не так…
Он задумался, а затем подался ко мне.
— Этот ключ от моей комнаты в съемной квартире. То есть теперь это моя комната. Раньше там жила Лив. После нее остались какие-то вещи — они в черном мусорном мешке лежат. Скажите Ингвару, что вам нужно кое-что забрать для меня. Если он не захочет вас впускать, пригрозите ему, чем хотите.
Шагая к машине, я вертел в кармане ключ. Ждать нельзя. Я вернулся сюда только на выходные. Я ведь переехал, устроился на новую работу, начал новую жизнь… Нельзя оставаться в своем прошлом, тащить его на спине, как рюкзак, набитый старьем, или старый телевизор. Мне нужно лишь убедиться в том, что я перевернул все камни, — а после я забуду этот город.
В подвале никого не было. Свет в окнах не горел, а когда я позвонил, никто не открыл мне. Я вернулся и остановился возле входной двери на первый этаж. Увидел в окне за кухонной занавеской женщину, седовласую и сгорбленную. Подошел к главному входу и решил попытать удачу. Позвонил. Она подошла и распахнула дверь, ее глаза за толстыми стеклами очков подозрительно рассматривали меня.
— В чем дело?