— Боярин Роман прав, — постарался исправить ошибку своего приближенного князь Святослав. — С трудом верится, что Кончак настолько обезумел, чтобы поставить себя в такие невыгодные условия. Наши кони, получающие всю зиму отборный овес и хорошо просушенное сено, куда сильнее половецких. Кроме того, войску Кончака предстоит сражаться на чужой территории, где нам окажет помощь любая крепость, а половцы не могут пробиться даже через частокол, окружающий окольную часть городов.
— Так было раньше. Я своими глазами видел у Кончака тяжелые осадные машины, способные разрушить не только частокол посада, но и стены киевского детинца. Угроза сильна, великий князь, и мой господин призывает к бдительности и осторожности.
— Черниговский князь хочет помощи?
— Нет. Кончак дал ясно понять, что его интересуют только Переяславль и Киев. И Ярослав Всеволодич сильно рискует, предупреждая вас, киевлян, об угрозе. Узнав об этом, половцы могут повернуть и на наши земли.
— Что ж… Передай князю Ярославу мою благодарность. Скажи, что я ценю то, что он сделал, хотя не могу понять, почему в такое время вижу перед собой тайного посла, а не черниговскую дружину.
— Возможно, разговор с еще одним собеседником сможет развеять недоумение великого князя?..
— Стоит ли твой человек, боярин, того, чтобы я не спал полночи?
— Я уверен в этом, иначе не осмелился бы затягивать разговор.
— Вели звать!
Ольстин Олексич вышел из княжеских покоев, чтобы отдать необходимые распоряжения. Князь Святослав и боярин Роман обменялись недоуменными взглядами.
— Не понимаю, — признался боярин. — Я привез только черниговского ковуя.
— Может, речь идет об одном из наших людей? — предположил князь.
— Сомневаюсь, великий князь. За Ольстином Олексичем постоянно следили. Он не общался ни с кем в княжеских палатах.
Позолоченные двери распахнулись, и, сопровождаемые черниговским боярином, вошли два гридня, с явной натугой несшие большой грязноватый мешок. Его с глухим стуком бросили на покрытый глазурованной плиткой пол, и гридни с поклоном удалились.
Мешок шевелился. Внутри него явно находилось живое существо.
— Медвежонок? — с интересом спросил Роман Нездилович, снова опередив своего князя.
— Человек, — ответил Ольстин Олексич и развязал веревку, стягивавшую горловину мешка.
В полутемных княжеских покоях Абдул Аль-Хазред выглядел подобно монаху-пустыннику. Мятый темный халат легко можно было спутать с рясой, а всклокоченные волосы и изможденное лицо, на котором выделялись только большие птичьи глаза и тонкая змеиная бородка, вполне могли послужить источником вдохновения греческого или русского иконописца.
Ольстин Олексич положил правую руку на плечо араба, заставив того встать на колени перед киевским князем. Затем он быстро распутал узлы, крепившие путы, которые стягивали за спиной руки Аль-Хазреда, и вытянул из его рта несвежий кляп.
— Это, великий князь, тоже оружие Кончака, — сказал Ольстин Олексич. — И, как мне показалось, опаснее любого камнемета. А теперь он готов служить Киеву…
— Этот человек? — с недоверием спросил князь Святослав, неспешно обходя коленопреклоненного араба. — Он так убог! Неужели это ничтожество может внушать страх? Мне казалось, что черниговского ковуя не так просто напугать.
— Ковуи — лучшие воины Чернигова! — не без гордости сказал Ольстин Олексич. — И мы не боимся войны! Но есть вещи, которые сильнее боевого искусства, и этот поганец владеет ими.
Напомню между делом, что первоначальное значение слова «поганец» — язычник, и предлагаю вернуться к Ольстину Олексичу.
— Это колдун, — продолжал тот, — и моим людям пришлось на весь путь до Киева заткнуть ему глотку кляпом, чтобы он не смог произнести ни слова. Есть заклятия, от которых нет спасения, и это, на мой взгляд, истина, которую стоит уважать.
— Что он пообещал Кончаку?
— Управляемый огонь.
— Византийский секрет? Тот огонь, что сжег когда-то ладьи конунга Ингвара?
— Если бы так! Ромеи владеют детской игрушкой по сравнению со способностями этого колдуна!
— Ты узнал состав его огня? Мы сможем сами делать его?
— Боюсь, о величайший среди великих, — раздался скрипучий голос Аль-Хазреда, — что достойнейший боярин так и не смог объяснить главного. Я, и только я, способен зажечь огонь смерти и управлять слугами Великого Ктугху, Того-Кто-Огонь.
— Ты знаешь наш язык?
Князь Святослав посмотрел в лицо Аль-Хазреду и замолчал, вспоминая.
— Я видел тебя раньше, колдун?
— Скорее нет, чем да, о светоч среди христиан. Просто для вашего народа мы, правоверные, все кажемся на одно лицо, хотя это и является прискорбным заблуждением…
— Может, так и есть, колдун. Объясни мне тогда, если уж ты владеешь нашим языком, что это за огонь смерти, о котором так странно говорили боярин и ты?
— Рассказать сложно… Видел ли ты, о великий, шаровую молнию? Если да, то она в наибольшей мере похожа на появление слуг Ктугху. Я могу их призвать, и Путешественник Звезд Итаква, Тот-У-Кого-Есть-И-Нет-Тела, донесет огонь смерти в любое место, куда укажет ему мое слово.
— Ты безумен, араб!