Шеломянь

— Князь переяславский, — ответил князь Игорь, косясь на Рюрика, — самовольно покинул войско и исчез неведомо куда. Сказал, что мы о нем еще услышим…

Рюрик Ростиславич, уговорами которого переяславская дружина была включена в состав собиравшегося в поход на половцев войска, забеспокоился.

— Владимир Глебович, безусловно, горяч, — сказал князь Рюрик, пристально глядя на Игоря Святославича, — но у него должны быть причины для такого поступка.

— Причины были, — не стал спорить князь Игорь. — Он требовал места в начале войска, утверждая, что его княжество разорено половцами, поэтому и грабить обоз ему первая очередь. Еще он говорил, что Мономашичу не ходить под Ольговичем…

Игорь наблюдал, как обменялись взглядами Святослав и Рюрик.

— Хорошо говорил князь, — продолжил Игорь. — Как истинный полководец — громко. Правда, неумно, но что ж… Если разума не дано от рождения, то старость принесет в замену опыт. Если, конечно, — Игорь усмехнулся своему, — князю переяславскому суждено до старости дожить.

— Он и насады у передового отряда увел, — нажаловался Кунтувдый. — Для переправы на Левобережье. Хорошо, если обойдется, и его дружина не налетит на половцев Кобяка. Тогда — смерть!

— Вернемся из похода, на суд призовем князя Владимира Глебовича, — решил Святослав Киевский. — Никому не дозволено бросать войско перед боем!

— Не согласен! — встрепенулся князь Рюрик. — Владимир Переяславский поступил единственно разумно, и он неподсуден!

— Ой ли? — не поверил князь Святослав. Игорь в недоумении уставился на Рюрика.

— Неподсуден, — с нажимом повторил князь Рюрик. — Не забывайте, как сложно искали пути к союзу мы, Мономашичи, с вами, Ольговичами! Еще не забыты взаимные обиды и долги, и усобица укрылась где-то рядом. Спор князей в походе мог эту усобицу легко спровоцировать, и князь Владимир решил уйти, чтобы сохранить мир и союз. Его не судить, благодарить надо!

— Как же, — проворчал Кунтувдый. — В ножки ему поклониться за бегство из войска…

Со стороны Днепра к Кунтувдыю подъехал гонец и зашептал что-то на ухо, опасливо косясь почему-то на князя Игоря. Кунтувдый помрачнел.

— Новости от князя переяславского, — хмуро пояснил он князьям. — Дружина его разорила приграничные Переяславскому княжеству деревни и движется с обозом обратно к войску.

— Откуда у Кобяка деревни? — не понял Рюрик. — Тут ошибка.

— У Кобяка деревень нет, — не стал спорить Кунтувдый. — Да и у князя Игоря Святославича теперь их меньше…

— Что? — вскинулся Игорь. — Переяславец разграбил мои деревни?!

— Да, — склонил голову Кунтувдый, словно он был виновен в случившемся. — И сегодня-завтра он будет здесь.

— Берег войско от усобиц, — прошипел Игорь, глядя на сжавшегося в седле князя Рюрика. — Чем я тогда хуже? Извини, отец. — Игорь поклонился Святославу, но униженное обращение к двоюродному брату контрастировало со сказанным далее: — Извини, но северцам нечего делать в одном войске с теми, кто разоряет наши земли! И чтобы не множить усобицы, — поклон в сторону Рюрика, — мы уходим. Ваших насадов хватит нам для переправы на левый берег, а гребцы вернут их обратно… Я услышал о Владимире Глебовиче, — продолжил Игорь, — теперь же он услышит обо мне! И посмотрим, чей голос будет громче.

* * *

Вскоре плачем и огнем наполнилась переяславская земля. Северские дружинники не жалели никого, мстя за своих, втоптанных в кровавую землю приграничья. Дымы пожарищ отмечали волчий путь дружины Игоря, превратившейся в стаю.

Волки в овчарне режут всех, хотя и не могут съесть или унести столько мяса.

Так начался поход на половцев: русские убивали русских.

Обычно начался.

Почему?

* * *

Тридцатого июля 1184 года войско хана Кобяка было наголову разбито у Орельского городка в двух сражениях. Особо отличились дружинники князя Владимира Глебовича, стремившегося загладить глухое недовольство, которое зрело в русском войске из-за его выходок.

Пойма реки Орели была усеяна сотнями трупов. Пленных старались не брать, такая ненависть охватила противников. Кони шли по брюхо в крови, и воды реки не могли ее смыть, поскольку и сама река поменяла цвет на красный.

Русские князья, даже не поменяв коней после битвы, подъехали к сбившимся в кучу пленникам. Только строжайший приказ смог сохранить жизнь половецким ханам и их приближенным.

Но спаслись не все. Святослав Киевский с некоторым злорадством смотрел на иссеченное мечами тело хана Тарсука, так и не пожелавшего сложить оружие. Очевидцы утверждали, что хан прикрывал бегство странно одетого половца с волчьей шкурой вместо плаща, но в это не верилось. Смерть исказила черты лица Тарсука, и хан ухмылялся, словно знал что-то неизвестное живым.