Шеломянь

Чудовищная птица поднялась по световой до-роге, исходящей из ее же крыльев, и перья заискрились, словно покрытые инеем. По телу духа — есть ли у духа тело? А если нет, то что это? — промелькнули маленькие красноватые молнии, и князь Черный исчез. В то же мгновение пропал и призрачный свет, потухли курганы, и луна с облегчением продолжила светить в привычном для нее одиночестве.

Закрылся коридор меж двух миров, хотя следы гостей исчезли не сразу.

Благодаря лунному свету Миронег без труда смог добраться обратно до городских ворот, где продолжали нести безмолвную вахту окаменевшие сторожа. И так же над ними застыли птицы, раскрыв клювы в молчаливом крике.

Миронег перешел через открытую калитку и пошел по улице к княжескому терему. Задул легкий ветерок. Сверху раздалось недовольное карканье; это вороны, быстро перебирая крыльями, летели в сторону Десны от городских ворот.

Поворачивая за угол, Миронег успел услышать, как стражники выясняли, куда исчез факел, который, как клялся святым Николой и Перуном один из них, только что был в этом кольце крепления. Спору аккомпанировала оживленная перебранка дворовых псов, считавших себя при деле, с бродячими, ненавидевшими любого представителя охранных структур по давней традиции неистребимого племени бомжей.

Сонная стража у княжеского дворца признала лекаря Игоря Святославича и пропустила его без придирок. Какой-то боярин, маявшийся с похмелья или от бессонницы, поинтересовался в полутемном переходе, как показались гостю черниговские девушки. Миронег пробурчал нечто, что боярин принял за одобрение, наконец-то уступив дорогу.

Первым делом Миронег прошел к покоям кня-зя Игоря. Стража уже сменилась, но, как видно, новичков успели предупредить, и гридни понимающе расступились от двери. Оберег покорно висел на морде хранящего замок Индрика-зверя, но Миронег заметил, что узел на ремне кто-то пытался распутать.

— Кто трогал оберег? — тихо спросил Миронег стражей, стараясь не разбудить князя.

Гридни переглянулись, затем помотали головами.

Миронег еще раз посмотрел на оберег и увидел небольшие капельки крови, упавшие на золотой медальон с испачканной морды Индрика-зверя.

— Покажите руки, — приказал Миронег.

Гридни заворчали, что не обязаны подчиняться какому-то лекарю, но Миронег уже все понял. Один из стражей, услышав приказ, отдернул перевязанную ладонь, стараясь спрятать ее за спиной. Змеино зашипела сталь меча, вылетевшего из ножен, и острие уперлось в горло гридня.

— Он хотел проникнуть в покои князя, — заявил Миронег. — Связать его, а утром разберемся, что к чему.

— Чего разбираться, — удивился медный Индрик-зверь, слизывая длинным зеленоватым языком кровь с зубов. — Вор он, и не больше того. Я-то понимаю!

Князь Святослав Игоревич Киевский, разгромив Хазарию, присоединил Тмутаракань к Руси. Город остался космополитом, принимая любого, кто тянулся сюда за наживой или знаниями. Больше века владели городом русские князья, когда в гавани появился византийский дромон, на палубе которого с молодой женой, гречанкой Фео-фано, стоял изгнанный за несколько лет до того стараниями Владимира Мономаха на остров Родос князь Олег Святославич. Князь вернулся, вернулся мстить и возвращать неправедно отнятое.

Первыми гнев князя почувствовали жители Тмутаракани, перекинувшиеся когда-то к Мономаху. Византийские воины, посланные на помощь басилевсом Алексеем Комнином, устроили резню, сверяясь со списком, составленным по словам князя Олега и верных ему людей.

Затем пришли половцы и устроили бойню, сообразуясь только со своим пониманием. Эти выбирали дома побогаче, высаживали двери и брали все, что хотели, — жизни, одежды, утварь, золото. Олег со злорадством смотрел, как гибнет город, выдавший его дружинникам Мономаха, и не прислушивался к жалобам, несшимся отовсюду.