Шеломянь

— Ты же не станешь разбрасывать гривны и куны? — вопросом на вопрос ответил Миронег. — Слово же дороже серебра и мехов. Даже христиане говорят: «В начале было Слово». И каждое слово — от богов, и каждое слово — Бог. А стоит ли тревожить Бога всуе?

— Это сложно для меня, — признался князь Игорь. — Лучше всего тебя понял бы мой побратим, великий хан Кончак, любитель таких бесед. Мы скоро встретимся, и тогда я обещаю вернуться к этому разговору. Благодарю тебя, Миронег, и надеюсь, что мне еще представится возможность достойно расплатиться. Хотя, признаться, за все годы твоей службы я так и не понял, что же тебе за нее надо?

— Я расскажу тебе, — пообещал Миронег с поклоном, — когда пойму это сам.

Лекарь покинул шатер и растворился в толпе дружинников, собравшихся проводить Буй-Тура Всеволода и его кметей. Разлука обещала быть недолгой, уже через несколько дней куряне собирались присоединиться к основному отряду. Но встреча эта будет уже за пределами русских земель, в Половецком поле. А его не зря называли Землей Незнаемой, ибо никто не смел предсказывать нрав Степи и населявших ее кочевников. Прощание на сутки могло обернуться погребальными проводами, а ожидание встречи растянуться до неминуемого прибытия в мир мертвых.

Князь Игорь вышел из шатра, заслышав приветственные крики снаружи. Всеволод Трубечский и его кмети уже сидели на конях, готовые отправиться в путь. Утреннее солнце с уважением и некоторой опаской оглаживало начищенные кольчуги, отсвечивавшие вороным под накинутыми на плечи тонкими походными плащами. Горделиво блестел золоченый княжеский шлем Всеволода, не менее яркий, чем само солнце. Багряный княжеский стяг неспешно полоскался по ветру, и вышитый на нем черным и рыжим шелком вздыбленный пардус, казалось, готов уже был спрыгнуть на землю, чтобы поражать врагов, сбивая их в зловонный прах сражения. Наконечники копий оскалились подобно зубам дракона, так почитаемого желтолицыми подданными императора Срединной Империи.

Увидев старшего брата, князь Всеволод соскочил с коня и пошел навстречу, раскрыв медвежьи объятия. Игорь Святославич, в сравнении с Буй-Туром сухощавый и малорослый, потерялся в крепких, воистину надежных и дружеских руках и вскоре завозился, пытаясь высвободиться.

— Уморил, — сообщил он, когда Всеволод сменил все же гнев на милость. — Как есть уморил! А погибать мне сейчас не след, важное дело впереди!

Совиный глаз Буй-Тура лукаво подмигнул юному князю Владимиру Путивльскому, скромно державшемуся за спиной отца, князя Игоря Святославича. Владимир зарделся, что нетронутая девица, но взгляда, к удовольствию князя Всеволода, не опустил. Растет молодец, и не одна девушка станет еще по нему сохнуть, подумал трубечский князь, да не беда — и на мой век боярышень хватит.

— Хорошего сына вырастил, брат, — наклонившись к уху Игоря, чтобы не слышали, прошептал Буй-Тур Всеволод. — Надеюсь, и жена окажется ему под стать.

— Дочь Кончака не может быть иной, — уверенно ответил Игорь Святославич. — Я видел ее. Да и Миронег, который говорил с ней в Шарукани, не может ошибиться, у него на людей нюх, что у лисицы на курятник.

— С нами Свет и Святая Неделя! — громко воскликнул трубечский князь, вызвав ответный рев из глоток толпившихся у княжеского шатра дружинников. И, снова понизив голос, проговорил, глядя на Игоря нежданно увлажнившимися глазами: — Один ты у меня брат, один свет светлый — ты, Игорь! Оба мы — Святославичи! Седлай своих коней, брат; мои оседланы еще с Курска. Скоро встреча — и будь что будет!

Игорь уловил в голосе брата невысказанную горечь.

— Странно все, брат, — продолжал говорить князь Всеволод, все быстрее выдавливая слова, словно стыдясь их. — Странно, что на свадебный пир еду, как на тризну… Прости, что говорю такое, но от предков идет — верить предчувствиям.

— Может, стоит вернуться? — Игорь не насмехался, просто спрашивал, возвращаясь к недавнему разговору.

— Вернуться? Из-за предчувствий?! Вздор! Мои куряне — опытные воины, пути им ведомы, овраги знакомы. Мы готовы ко всему. Луки натянуты, колчаны отворены, сабли изострены. Мы готовы, брат, и мы не подведем!

Всеволод в последний раз обхватил ладонями Игоря Святославича за плечи, легко вспрыгнул на седло и, горяча коня, прорычал зычным голосом:

— Пир скорый готовьте, господа северцы да черниговцы! Скорый, ибо мои куряне уже скачут, как волки в поле, ища себе чести, а князю славы!