К сожалению, поговорить с ректором не удалось. Его перехватил взволнованный подчиненный, зашедший в зал, и увел в сторону, что-то тихо ему говоря на ухо.
После этого ректор удалился, сославшись на неотложные дела, правда, перед этим извинился перед Соловьевым за непредвиденные обстоятельства, все-таки тот был советником посольства Советского Союза, великой страны, второй по мощи в мире на это время, а не какой-то там России, которую можно посылать во все места без стеснения.
Ринне дал задание своим ученикам, и мы втроем уселись на сиденьях первого ряда и Дмитрий Федорович начал беседу, поинтересовавшись, как сам режиссер оценивает свои успехи, и что планирует делать дальше.
Я сидел в это время и размышлял, как человек, недавно разговаривающий с ректором университета на понятном человеческом языке, вдруг начинает говорить привычными газетными штампами, общаясь со своими соотечественниками.
Ринне, кстати, слушал его без особого внимания, и даже рискнул зевнуть несколько раз, периодически кидая взгляды в сторону своих студентов, отрабатывающих диалоги.
Дмитрий Федорович все же был не дурак, и после второго зевка просек, что его идеологическая накачка пропадает впустую, поэтому быстро завершил разговор и, сказав, что ему еще предстоит возвращаться в Стокгольм, собрался уходить, даже не предложив подвезти меня до работы.
Ну, не подвез и ладно, виски больше не налью. Глянув на часы, я решил, что возвращаться в ресторан не стоит и, позвонив туда, принял активное участие в репетиции.
Все-таки в актеры идут люди определенного психологического склада, наверно, поэтому я быстро нашел контакт с молодежью. У нас довольно неплохо все получалось, и Ринне даже буркнул что-то одобрительное. Репетиция подходила к концу, и все было бы отлично, если бы не длинный язык одного режиссера. Именно он сообщил студентам, что сегодня они репетировали спектакль «Куллерво» с автором недавнего бестселлера о мальчике волшебнике.
После этого ребята засыпали меня вопросами. Отвечая им, я думал, как здорово, что не все скандинавы являются такими артистическими натурами и общаются, говоря не больше двух слов в минуту и не размахивая руками, как итальянцы.
После того, как незапланированная пресс-конференция закончилась, студенты разошлись, мы остались с Ринне вдвоем.
– Знаешь, Саша, – сказал он задумчиво. – Я только сейчас во время вашей беседы обратил внимание на кардинальное различие между студентами и твоей персоной. Почему-то раньше это так не бросалось в глаза. Наверно, потому, что в театре у меня хватало в труппе актеров в возрасте, и ты среди них так не выделялся, как среди этих малолеток.
Слушая вашу беседу, у меня создавалось впечатление, что с ребятами разговаривает не их сверстник, а снизошедший до их уровня гуру.
– Знал бы ты правду, – насмешливо подумал я. – Хотя, нет, все равно не поверил, никто бы сейчас не поверил. Это поколение двадцать первого века, прочитавшее туеву хучу книжек о попаданцах, поверит во что угодно. А сейчас стоит только намекнуть о том, что со мной произошло на самом деле, как сразу окажусь в уютной палате психиатрической больницы.
– Паули, наверно, ты прав, – ответил я. – Действительно, иногда чувствую себя стариком. Трудно сказать почему.
Возможно, тут повлияла армейская травма, да и последний год дался нелегко. Сам удивляюсь, как удалось выстоять.
– Это в тебе проснулся актёр, – наставительно сказал Ринне. – мы ведь все в этой жизни лицедеи, кто меньше, кто больше. Постоянно врем, друг другу изворачиваемся, пытаемся показать себя лучше, чем есть на самом деле. Но такова человеческая сущность и не нам её менять. Поэтому твои коммерческие успехи можно частично объяснить творческой жилкой. Ты бессознательно влияешь свой харизмой на собеседника, понимаешь?
Я усмехнулся.
– Если следовать твоей логике, то актёры давно должны были бы стать владельцами бизнеса, оттеснив бесталанную публику в сторону.
Собеседник усмехнулся.
– Может, стоит подойти к этому вопросу с другой стороны. Не исключено, что в театрах собрались далеко не лучшие представители актерского мастерства. А лучшие актёры сидят в руководстве банков и корпораций.
Мы поглядели друг на друга и засмеялись.
– Хорошая шутка, – заметил я. – Давай прощаться, мне надо еще попасть в кафе до закрытия.
– До встречи на следующей репетиции, – напомнил Ринне. – Не забывай, что сам дал согласие. Хоть тебя и уговаривали, но за язык никто не тянул.
Я тяжко вздохнул.
– Хорошо, приду, но оставляю за собой право в любой момент уйти.
– У нас не тюрьма, – логично заметил режиссер. – Не захочешь, скатертью дорога. У нас все на энтузиазме держится. Один я денежку малую получаю. Правда, и с той родная страна имеет кое-какой доход.
Уточнять, сколько зарабатывает режиссер, я не стал. Думаю, что больше, чем в Советском Союзе.
Придя, домой первым делом обсудил кое-какие вопросы с менеджером в кафе, наверно уже потерявшей надежду сегодня со мной встретиться. И только потом зашел в наше жилище.
– Сегодня ты уж очень долго, – недовольно заметила Эмели.