Посмотрев направо, я вижу источник вопроса — маленькую темноволосую девочку с сонными глазами, в руках она держит медвежонка.
— Я не знаю, кто ты, — говорю я, отстраняясь от ребенка.
— Ты здесь, чтобы увидеть мою мамочку? Я слышала, как медсестра сказала бабушке, что ты ждешь мою мамочку.
Я смотрю туда, куда показывает ребенок, и там пожилая седоволосая женщина разговаривает с медсестрой.
Перевожу взгляд с пожилой леди на маленькую девочку, которая стоит рядом со мной. Не могу сдержаться и поэтому изучаю черты ее лица. У нее такой же нос и разрез глаз, как и у Холли, и она довольно бесстрашная. Какой ребенок будет подходить ко взрослому и спрашивать у него что-нибудь?
— Ты тот дядя, о котором мамочка разговаривает с бабушкой.
Нахмурившись, я приподнимаю плечи в оборонительном жесте.
— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, выпрямляясь в неудобном кресле.
— Мама сказала, что ты не очень приятный, но, как по мне, ты выглядишь ничего так.
Не могу сдержаться, и из меня вырывается смешок.
— Может быть, твоя мама права.
— Не-а, я думаю, ты нормальный.
— Эмма, — пожилая леди зовет ее.
— Я должна идти. Бабушка зовет меня.
— Ладно, увидимся позже.
Эмма поворачивается и идет к бабушке. Пожилая леди осматривает меня сверху донизу, хмурится и, прищурившись, оценивает меня.
Медленно она подходит ко мне, крепко держа внучку за руку, ее лицо напряжено.
— Вы Пьер? — спрашивает она, когда останавливается в нескольких метрах от места, где я сижу.
Я встаю и протягиваю ей свою руку для рукопожатия.
—
Она смотрит на мою протянутую руку и еще крепче сжимает руку Эммы.
— Вы тот мужчина, который устраивает моей невестке проблемы на работе?
Невестке? Она замужем.
Этот поцелуй, невероятный поцелуй, в котором я потерялся. Нежный поцелуй, который мне хотелось продлить навечно. Всепоглощающий поцелуй, который я обычно дарил Еве.
— Я... — «извините» кажется не достаточным. — Я... — дрожь пробегает вниз по телу, тьма окутывает меня, и мое горло начинает сжиматься. — Мои искренние извинения, — говорю я и делаю шаг от нее.
— Пьер, — говорит она и кладет руку на мое плечо.
—
Делаю еще один шаг назад, поворачиваюсь и бегу. Сбегаю от ситуации, от красивых карих глаз дочери Холли и от осуждения женщины, чью невестку я поцеловал.
— Пьер... — я слышу, как она кричит мне вслед.
Но больше всего я боюсь осуждения не невинных глаз окружающих меня людей, а того, что внутри меня.
Я разочаровал всех.
Но больше всего мне ненавистно думать, что Ева думает обо мне и о подлом поступке, который я совершил.
Забравшись в машину, я понимаю: единственное, что смоет все эти чувства, — это алкоголь.
Глава 11
— Мамочка, можешь проснуться?
Моя голова кружится, окутанная тяжестью, и я пытаюсь сосредоточиться на самом сладком голосе, который когда-либо слышала. Пытаюсь бороться с пеленой, затуманивающей мой разум. Мне кажется, что я кричу так громко, как только могу, пытаюсь скинуть одеяло и дать знать моей маленькой девочке, что я в порядке. Но остаюсь лежать молча и неподвижно.
— Мамочка, ты в порядке? — спрашивает Эмма, и я чувствую, как нежными, теплыми ручками она дотрагиваются до моих.
— Эмма, думаю, надо дать мамочке отдохнуть. Мы останемся с ней, но ты должна вести себя тихо, чтобы она поправилась, — нежно шепчет Бронвин.
Нет! Я пытаюсь закричать, заорать, издать хоть какой-нибудь звук. Я хочу, чтобы Эмма продолжала говорить со мной, возвращать мой разум к реальности, помогла развеять туман, который окутал меня.
— Мамочка, мне очень понравился наш пикник. Когда ты проснешься, мы можем сходить на еще один?
— Ш-ш-ш, Эмма. Твоей мамочке нужно поспать.
— Я разговаривала с тем дядей с твоей работы. Он смешной. Мне он понравился. Мне нравится, как он говорит. Так разговаривают там, откуда он.
— Эмма, — тон Бронвин становится предупреждающим.
— Но я думаю, что он хороший. Он может пойти с нами на наш следующий пикник? Думаю, что ему понравится батут.
— Эмма, — Бронвин обращается к ней все строже.
— Все хорошо, бабушка. Мама любит, когда я разговариваю.
— Ей нужен отдых.
— Не нужен. Ей нужны мы, чтобы она смогла проснуться. Думаю, она ждала нашего прихода. Тебе тоже стоит с ней поговорить, бабушка, — невинно говорит Эмма. Она не специально не слушается Бронвин. Просто у Эммы такой характер.
— Давай ты поговоришь с ней несколько минут, а потом мы сходим за горячим шоколадом?
— Хорошо. Мамочка, думаю, ты должна сейчас проснуться, потому что я хочу, чтобы ты поехала с нами домой, — она сжимает мою руку чуть сильнее, но ее голос по-прежнему остается веселым и сладким.
Свет начинает исчезать, а голос Эммы становится приглушенным. Темнота плотно окутывает мое сознание и силой утягивает туда, куда я не хочу идти.
— Холли, — нежно шепчет он с сильным французским акцентом. Теплыми пальцами он сжимает мои, и я чувствую жар от этого нежного прикосновения.