Щитом и мечом

К тому же и Тайная канцелярия, и новосозданный СМЕРШ вызывали у Фёдора Прокопича чувства, близкие к панике. Кто их, столичных, ведает? Вдруг истинная цель следователей – не поиски убийцы настоятеля? Может, под него, марфинского воеводу, копают. Грехи его тайные и явные ищут. В Петербурге у Фёдора Прокопича имелись давние враги, ещё со службы в гвардии. Только прежде себя не проявляли. Видать, были дела поважней.

Узнав, что сыщики сразу кинулись в монастырь, воевода успокоился. Всё-таки настоятель… Можно перевести дух.

Лицо у Фёдора Прокопича было одутловатым, фигура расползлась вширь, а живот изрядно выдался вперёд, но выправка всё равно осталась гвардейской. Сразу видно: настоящий офицер, не один десяток лет провёл на плацу, мунструя солдат. Примерно так и подумал Пётр Елисеев, когда впервые увидел воеводу.

Облачённый в мундир, с треуголкой подмышкой и шпагой на перевязи, с припудренным по последней моде париком, Фёдор Прокопич лично встретил столичных шишек на парадном крыльце, долго рассыпался в любезностях, а потом, отослав полицейского, пригласил в дом.

Расторопный лакей принял у сыщиков плащи и шляпы, ещё один предупредительно распахнул высокие двери, ведущие в обеденный зал. Там шеренгой выстроились слуги, которым выпала честь прислуживать за столом. Как по команде, они разом склонили головы.

Воевода горделиво вскинул подбородок. Дескать, вот как я их вышколил. Не хуже солдат.

Сыщики тем временем оглядели обстановку. Зал оказался большим и светлым, шторы были задрапированы. В углу мерцал богатый иконостас. На стенах висели ружья и сабли, и даже турецкий ятаган – свидетель того, что хозяину дома довелось побывать в Прутском походе^[5]. Впрочем, не только оружие украшало дубовые панели, нашлось место и парочке картин, на которых были изображены сцены на библейские темы.

В центре находился стол с пузатыми ножками, сразу привлекший внимание гостей. Начищенная посуда, выстроенная, как солдаты на параде, сияла, радуя глаз.

Несмотря на тёплый солнечный день, камин, занимавший добрую половину стены, был затоплен. Оттого в обеденной царила нестерпимая жара, и следователи поняли, что ещё чуть-чуть, и они обольются потом.

Воевода шаркнул толстой ногой в ботфортах с позолоченными пряжками.

– Хотелось бы супругу свою представить, да вот беда – она в деревню уехать изволила вместе с чадами нашими. Софья Петровна у меня город не жалует, хотя что такое Марфино – деревня и есть.

– Умом женщину не понять, – кивнул Пётр.

– Прекрасно сказано, – восхитился воевода. – Непременно запишу себе в книжечку. Я, господа, всякие любопытные фразы коллекционирую. Чтобы, так сказать, оставить потомству на память и в назидание. Обязательно, как услышу что-то необычное, так поскорее за чернила и перо. А потом с трубочкой сяду в кресло-качалку и вслух перечитываю.

Тут Фёдор Прокопич опомнился, стал суетиться, рассаживая гостей. Сам занял почётное место во главе стола.

– Господа, прошу ушицы отведать. Знатная получилась. У нас такая рыба водится – к столу императорскому подавать не стыдно. А уж уха из неё… наваристая, жирная!

Слуги сноровисто разлили уху по тарелкам и вновь приклеились к стене.

Пётр зачерпнул ложку, поднёс ко рту, попробовал. На его лице появилось удивлённое выражение, и он быстро заработал столовым прибором.

– Ну, как господа, нравится? – немного ревниво спросил гостеприимный хозяин.

– Божественно, – качнул головой Пётр.

– Божественно, – повторил за ним Фёдор Прокопич. – Так и есть. Ведь это не просто уха – это музыка, настоящая симфония для желудка, и пусть чревоугодие считается одним из смертных грехов, должны же у нас, мужчин, быть другие радости, кроме женщин и хмельного вина. Кстати, милостивые судари, позвольте предложить наливочки. Она у меня тоже особая, по старинному рецепту настоянная. На черёмухе! Не наливка – амброзия, нектар! – он причмокнул губами.

– Покорно благодарю, – ответил за всех Иван. – Но мы на службе. Нельзя-с.

– Полноте, господа. Нешто я службы не ведаю? Четверть века отдал почти служению во благо императорского дома и России…

«А я не ошибся, – подумал Пётр. – Действительно, мужик больше двадцати лет военную лямку тянул».

– …мне ли не знать, – говорил тем временем воевода. – Бывалоча после караулов всем свободным офицерством завалим в австерию и гуляем до утра. А спозаранок снова на службу. И ничего, не мешало! Наоборот, и государь Пётр Ляксеич привечал, и императрица Екатерина слова дурного не сказала. Хвалила токмо… Всё хорошо было. – Он взял паузу, после которой вновь стал гостеприимным хозяином. – Может, передумаете? У меня и закусочка… язык проглотишь. Солёные груздочки, вот этими руками собранные, – Фёдор Прокопич продемонстрировал полные ладони с толстыми. как сардельки, пальцами. – Во рту тают.

– Охотно верим, но… – развёл руками Иван с самой вежливой миной, на которую только был способен.

Хозяин не обиделся.

– Коли наливка не по душе, тогда извольте отведать кваску али морсику из клюковки. Попробуйте, оно того стоит…

– От кваса не откажусь, – поспешно кивнул Пётр.

Ему тут же налили полный фужер кваса.