И Орлов, и матёрые психологи, способные запудрить мозги любому, как могли, настраивали хрононаблюдателя на должный лад. Вот только с каждым разом чувство вины у того усугублялось, а нужные рычажки подобрать не удалось.
Южин становился бомбой отсроченного срока действия. Орлов понимал это яснее всех.
– Через пять минут запуск, – отозвался Стас, управлявший всей этой машинерией сотрудник.
– От Фролова файлы пришли? – поинтересовался Орлов.
– Да. Я уже вставил весь пакет в программу. Переживаете, Арсений Петрович?
– Не без этого, – кивнул профессор.
Южин растянулся на столе поудобнее, закрыл глаза. Лицо его стало отрешённым, будто не от мира сего.
«Томограф» загудел, прогреваясь. Начался обратный отсчёт:
– Десять, девять…
Стол с Южиным тронулся с места, повёз ценный груз в тёмный провал тоннеля, чтобы через несколько минут вернуться обратно.
Профессор склонился над хрононаблюдателем, осторожно тронул за плечо.
– Евгений, вы как? Меня слышите?
– Ничего не вышло, Арсений Петрович. В контакт с реципиентом войти не удалось.
– Совсем ничего?
Южин помялся.
– Думаю, да. На какой-то миг мне показалось, что связь есть, но… сейчас я уверен, что мне показалось. Извините.
– Понятно, – вздохнул Орлов.
Он посмотрел на Стаса, и тот правильно истолковал этот быстрый взгляд.
– Всё верно. Полноценный контакт не состоялся.
– А программка?
– Программка… Вот тут уже хорошо, Арсений Петрович. Программка ушла.
– Прекрасно, – обрадовался Орлов. – Значит, у нас есть первые обнадёживающие результаты.
– Что за программа? – недоумевающе вскинулся Южин.
– Это наш с вами мостик в прошлое. Пока хрупкий и шаткий, но только пока. Если всё пойдёт как надо, мы сможем сами выбирать реципиента и подключаться к нему.
Человек, сидевший в большом просторном кабинете, на секунду дёрнулся. С пера сорвалась крупная чернильная капля и упала на желтоватый бумажный лист, расплывшись в кляксу. Лоб мужчины вспотел. Он вытер влагу большим накрахмаленным платком и троекратно перекрестился.
На какое-то мгновение ему вдруг почудилось нечто, чего в здравом уме и вообразить невозможно: будто бы он смотрит сквозь прозрачное стекло на стремительно несущийся поток странных механизмов, если напрячь воображение, скорее всего – самобеглых карет, чрево коих набито людьми в не менее странных одеяниях, и слышит настоящую какофонию звуков: рёв, шум, треск, что-то вроде музыки, почему-то не услаждающей слух, а рвущей барабанные перепонки…
Люди в «каретах» переговаривались между собой, подносили к ушам непонятные разноцветные коробочки, дёргали какие-то рычаги.
Видение было столь осязаемым, что мужчина решил на следующее же утро сходить в церковь и помолиться, а пока он встал из-за стола и направился к шкафчику, на полках которого покоилось старое проверенное лекарство – бутылка рейнского вина.
Пожалуй, бокал-другой не помешает.