Щит четвертого стража

— Ты хочешь оставить ее одну? — указал он на девушку. — Слепую? В темноте? В этой печке-лабиринте?

Михаэль неуверенно кивнул.

— Наша ведь цель щит, а мы ведь вернемся за…

— К-Кири, почему ты молчишь? К-кири, где ты?

— Если нет щита? Если погибнем по дороге? — Коряга усмехнулся. — Хорошо, дойдем до щита, найдем. А дальше? Как ты его возьмешь? Ты флягу не поднял, а щит? Как? Ты сам это знаешь? А она все это время тут бродить в одиночестве будет и сходить с ума, и себя забывать!

Взгляд Михаэля посерьезнел.

— Я проведу ритуал крови. Заберу твою душу и вселю в тело четвертого стража…

«Если мы его найдем. Если получится. Если соображу, как.

Опять эти „если“…»

Коряга долго и чуть удивленно рассматривал монаха, затем улыбнулся.

— Потому что проклятие необратимо, и мне все равно умирать?

— Потому что я не знаю другого способа, — взгляд монаха переменился. — Ты видишь? Видишь тоже, что и я?

— Что? — Коряга бестолково завертел головой. — О чем ты?

— Руда. Здесь повсюду руда.

* * *

Она и в самом деле была повсюду. Та червленая руда, которая считалась исчезнувшей три века назад, и Михаэль чувствовал жуткое раздражение. Вся легенда о стражах рассыпалась на лживые куски, отчего еще больше хотелось дойти до конца — словно назло себе, назло старым убеждениям.

«Где тут правда?»

Туннели делались уже, и приходилось сутулиться, а то и ползти на ободранных коленях, как в монастырские подвалы за понюшкой табака. У монаха начало ломить поясницу; от заклятий таяли силы, от мыслей об испуганной Офелии, что бродила там, позади, в вечной темноте и забвении, — уверенность. Или вера?

Михаэль протиснулся боком в очередной проход, и с испугом почувствовал жар — сфера таяла. Михаэль проверил вязь — нити не порвались, но в самой структуре силовых линий нечто менялось, будто менялся… сам мир?

Михаэль пополз вперед — теперь на животе: проход завалило почти до потолка, и встать было уже невозможно. Сзади пыхтел Коряга, и монах запоздало подумал об исцелении — оно ведь тоже теряло силу.

«А проклятие?»

Быстрее и быстрее; обдирая, сжигая кожу и кости о раскаленные угловатые камни, пробирался вперед монах. В глазах темнело, сердце ходило ходуном, и зудела трусливая мысль: «Куда, куда? Не лучше ли вернуться?». Михаэль дважды терял сознание, затем полз дальше. В голове все путалось, руки почернели. От земного жара высыхала и больно трескалась кожа на лице.

Вдруг воздух изменился. Михаэль просто не поверил, когда раны освежил холодный ветерок, и свет, обморочный, тусклый, как тот, что провожает людей в последний путь, заструился в конце лаза.

Монах потянулся навстречу. Проход расширился и покрылся инеем, а затем и вовсе выбросил Михаэля в студеную тайгу. И был ультрафиолетовый закат над хребтами, и чистый воздух, и тела, тела, тела — усеивали площадку перед входом.

Михаэль сел на колени, набрал пригорошни снега и вытер обгорелое лицо. Кожу щипало, руки деревенели, но нестерпимый жар уходил.

Сзади послушался шум, и вылез бледный, донельзя взмыленный Коряга. Одной руки у него не стало, но лицо быстро свежело, быстро розовело и еще быстрее оживало на ледяном ветру.

— Где мы? — говорил наемник сдавленно, с каким-то титаническим усилием. — Где?

Михаэль молча побрел между трупов. От холода они не сгнили — только покрывались с годами новым и новыми наростами льда. Королевская гвардия, воины стражей, наконец, сам первый страж — буквально разодранный три века назад на куски. Меч его, чистый, серебристый, точно молодой дракончик, лежал прямо на земле. Рядом — щит с цифрой IV.

Михаэль остановился, чувствуя, как к горлу подкатывает что-то дикое, неуемное — радость? Счастье? Восторг? Он попытался взять щит заклятием и понял, что не может колдовать — силовые линии располагались совершенно незнакомо, сумасшедше, сумбурно, как спутанные волосы.

«Мы в другом мире? Мы-в-дру-гом-мире».

Коряга подошел и встал рядом. На меч и щит наемник смотрел устало, брезгливо, будто на набившую оскомину еду.

— Доволен? И где сам четвертый?

Михаэль пожал плечами. В доспехах стража был лишь один человек — с цифрой I.

— И где та тварь, что заставила их убивать друг друга?

Монах не знал. Никакого безумия он не чувствовал, никто не нападал, не подкрадывался.

«А было ли безумие? — Михаэль смотрел на тело изуверски, страшно убитого первого стража и чувствовал, как внутри поднимается злость. — Руда не исчезла, тел рабочих не нашли. Шахта стала не нужна, когда принялись добывать кристаллические породы, и ее использовали… в качестве искусной ловушки? Но зачем?