Щит

— Будь на ее месте ваша дочь, я бы вас понял! — гневно рявкнул Неддар. — А тут… Вы вообще понимаете, что каждое мгновение, проведенное баронессой в тюрьме, бьет по моей репутации не хуже тарана? Ее отец был образцовым вассалом: он ни разу в жизни не отступил от данной клятвы и даже погиб с мечом в руке, пытаясь прийти на помощь своему сюзерену. Поэтому я обязан относиться к леди Мэйнарии как минимум не хуже! Обязан, вы слышите?! А вместо этого я сначала лишаю ее титула, потом позволяю ей сесть в тюрьму и в итоге забываю о ее существовании!!!

— Вы выполнили ее собственное желание, сир!

— Грасс! Еще одно слово в том же духе — и я за себя не ручаюсь…

Рендалл побагровел, скрипнул зубами и склонился в поклоне:

— Молчу, сир!

Неддар в сердцах врезал кулаком по столу, вскочил, порывисто шагнул к дверям и остановился:

— Сколько нужно времени, чтобы вникнуть во все обстоятельства дела и вынести вердикт?

— День… Может, два, сир…

— Даю вам сутки! Завтра в это же время я должен иметь о-о-очень веские основания, чтобы выпустить леди Мэйнарию из тюрьмы…

Глава 16 Баронесса Мэйнария д’Атерн

Девятый день четвертой десятины третьего лиственя

В неверном свете масляного светильника черный силуэт, бесшумно мечущийся по камере, показался мне ожившим воплощением Бога-Воина. Резкие, исполненные мощи удары кулаком, вспарывающие воздух, сменялись легкими «касаниями» пальцев. Жесткие, рубящие блоки предплечьями — плавными, волнообразными движениями кистей. А быстрые и почти невидимые глазу смещения тела — коротенькими, но на удивление своевременными и гармоничными мгновениями неподвижности.

Первые несколько минут после пробуждения я смотрела на все это, как на красивый танец, но в какой-то момент, уловив в одном из движений что-то знакомое, вдруг прозрела: в руках Крома жил своей жизнью воображаемый Посох Тьмы!

Вот он отводит в сторону опускающийся на голову клинок… Вот — скользнув по ладони Крома, жалит его отпрянувшего противника в горло… Вот — выбивает меч из сжимающей его длани и тут же дробит непрочные человеческие кости…

«Смерть… — мелькнуло где-то на краю сознания. — Смерть, сошедшая на Горгот, чтобы собрать свою кровавую жатву…»

«Жизнь! — возмущенно ответила я. — Жизнь, сметающая грязь и тлен, чтобы уберечь тянущиеся к Свету ростки…»

Аналогия с ростками мне понравилась: я сразу же увидела место за спиной Крома, которое он так самоотверженно защищал, представила на нем себя и приподнялась на локте, чтобы оказаться к нему поближе.

Как оказалось, зря: стоило мне пошевелиться, как Меченый остановился, опустил воображаемый посох, а вместе с ним — и взгляд.

— Смире… — привычно начала я, потом сообразила, что желать смирения слуге Бога-Отступника как-то глупо, и тут же поправилась: — Доброго дня, Кром!

— Доброго, ваша милость… — нехотя буркнул он.

У меня сразу же испортилось настроение: я вспомнила его выдох «Ларка!!!», упорное нежелание отвечать на вопросы и угрюмое молчание от заката и до момента, когда я все-таки заставила себя заснуть.

— Доброго, Мэй! — мрачно поправила я.

Спорить он не стал: повторил фразу так, как я просила, и извинился:

— Простите, я не хотел вас разбудить.

— Я проснулась не от шума, а от холода… Промерзла до костей. Аж зуб на зуб не попадает.

— Все-таки вам не стоило… — начал было Меченый. Потом наткнулся на мой возмущенный взгляд и со вздохом предложил: — Что ж, тогда попробуйте поприседать: два-три десятка повторений — и вам станет жарко!

— Попробую, — кивнула я. И поймала себя на мысли, что если дотронуться до пышущего жаром тела Крома, то можно обойтись и без приседаний…

Отогнала непрошеные мысли. Встала. Прислушалась к своим ощущениям и попросила:

— Отвернись, пожалуйста — мне надо справить нужду.

Меченый скрипнул зубами, скользнул к решетке и замер спиной ко мне.

Для того, чтобы почувствовать его мысли, не надо было быть ясновидящей: он жалел, что я — в тюрьме! И бесился от своего бессилия что-то изменить.

Вопреки обыкновению, это меня не порадовало, а взбесило:

— Я — д’Атерн, и сделала то, что должно! Ясно?

Он не ответил, сделав вид, что не услышал.

Криво усмехнувшись, я задрала юбки чуть ли не до груди, присела над зловонным отверстием в углу камеры и рявкнула, пытаясь заглушить журчание, показавшееся мне слишком громким:

— Скажи, что бы ты сделал, будь на моем месте? Только честно!

— То же самое, Мэй…

Это самое «Мэй», сорвавшееся с его уст, подействовало на меня, как ушат холодной воды — на голову бойцовому псу: я мгновенно забыла о своем раздражении и затараторила, толком не вслушиваясь в то, что говорю:

— Знаешь, а находиться в тюрьме почти совсем не страшно! Если бы не эти жуткие крики, не вонь и не холод — я бы спала, как ребенок, и видела бы сны… Кстати, а тебе что-нибудь снится?

Спина Меченого окаменела. А в голосе прозвучала такая боль, что мне стало страшно:

— Нет…

«Мне снятся кошмары…» — мысленно закончила за него я, смахнула со лба выступившие на нем капельки пота и виновато прошептала:

— Прости…

Кром пожал плечами и замолчал.

В этот момент со стороны лестницы раздался очередной душераздирающий крик.