Щипач

Куда ходил с рапортом Киселев, осталось тайной, но через неделю пришел приказ о переводе старшины Петракова в уголовный розыск на должность младшего оперуполномоченного. Несколько дней осваивался – знакомился с новыми товарищами, изучал розыскные дела. И новый приказ – откомандировать в школу среднего командного состава. И снова три месяца изучал милицейские премудрости. Самое нелепое в конце. В нормальной армии как? После звания сержант идет старшина. А в НКВД наоборот. Присвоили звание сержанта. На петлицах один просвет и одна маленькая звездочка. Сколько себя Алексей помнил, то это звание младшего лейтенанта. Только в НКВД звания не равны армейским в РККА, на два ранга выше. И сержант – звание командирское. Лейтенант НКВД равен армейскому майору.

Оперативные работники уголовного розыска форму надевали редко – на смотры да по праздникам. Обычно одевались в гражданскую одежду, для этого и деньги выделялись. Как следить за преступником, оставаясь в форме? Нонсенс! Вот где Алексею пригодилась хорошая память. Надо было запомнить не меньше сотни фотографий из альбома разыскиваемых лиц. Статьи Уголовного кодекса, по которым обвинялся человек.

Первым заданием было выследить «медвежатника» по кличке Хруст. Воровская элита, на весь Союз по учетам на первое января 1932 года 92 человека. Причем с учетом тех, кто в лагерях отбывает срок, отошел от дел, находится на длительном излечении в больницах. Среди «сидельцев», бывших и настоящих, полно больных туберкулезом, в больницах специализированного типа они по году и более находятся. Среди «медвежатников», по сведениям информаторов, не более пятнадцати человек действующих.

Хруст появился в Ленинграде, со слов стукачей, не более месяца назад. Имелось его фото пятнадцатилетней давности и словесное описание – худощав, роста небольшого, 165 см, на груди татуировка – «не забуду мать родную», на плечах – звезды, говорящие о высоком воровском статусе. По сведениям информаторов, в ближайшие два дня Хруст должен был встретиться в пивной на Советской с заказчиком. Кто он – вообще неизвестно. Хруст – человек крайне осторожный, если заметит в пивной или вокруг сотрудников милиции или уголовного розыска, на контакт не пойдет. Поскольку сотрудники «уголовки» примелькались, многие преступники их знали в лицо, выбор Киселева пал на новичка. Тщательным образом проинструктирован был.

– Если опасность для жизни будет, стреляй не раздумывая.

А Алексей в ответ:

– Мне бы в театр какой-нибудь, да с вами.

Киселев удивился сильно.

– Сходим, но потом как-нибудь.

– Мне для дела. Парик, грим, одежду. У пивной на Советской дурная слава. В приличной одежде идти, значит, привлечь к себе внимание. И внешность изменить надо, все же в бытность постовым всякая шушера видеть могла.

– Верно говоришь.

В театре Ленсовета Киселев быстро договорился с директором, тот провел их к гримерам. Сначала гример при свете ярких ламп осмотрел лицо Алексея.

– Наклеим серые усы, а еще очки с простыми стеклами. И обязательно парик. У вас прическа короткая, сразу выдает служивого человека.

Киселев крякнул от досады. Мелочи, но Алексея быстро могли вычислить. Внешность изменили, потом перешли к костюмерам. Подобрали одежду по размеру, сильно потрепанную, но без заплат и дыр. Алексей себя в большом, во весь рост, зеркале не узнал. Опустившийся человек в предпенсионном возрасте.

– Э, молодой человек! – обратился к нему костюмер. – Вы про обувку не забудьте. К такому одеянию и туфли нужны соответствующие.

И туфли подобрали по размеру. Вид – как будто их носили лет десять. Кожа уже цвет потеряла, вся в царапинах, каблуки стесаны. Таким место на мусорке.

– Вот! Последний штрих, то что надо! – обрадовался гример.

Свою одежду и туфли Алексей в узел увязал. Надо привыкнуть к «обновкам». Смена имиджа сказалась сразу. В трамвае к нему кондуктор подошла, посмотрела с подозрением.

– Плати, а денег нет – выметайся!

И когда на квартиру заявился, открыв дверь ключом, Мария Филипповна испугалась.

– Ой! Помогите! – закричала в голос.

– Мария Филипповна, это же я, Иван! Для дела надо так одеться, не пугайтесь.

Знакомый голос хозяйку успокоил.

– Иван Федорович, не пугайте больше так, я старый человек, у меня больное сердце.

Алексей покрутился перед зеркалом. Да, на себя не похож, грим добавил лет двадцать, как не больше, к реальному возрасту. Зато он уверен был, что никто из видевших его раньше не сможет опознать.

Утром подошел к пивному ларьку неподалеку. Тут уже толкались желающие похмелиться. Алексей купил кружку пива, сделал несколько глотков, тайком плеснул на свою одежду. Запах должен соответствовать образу. Заодно присмотрелся, как себя ведут опустившиеся люди. И руки трясутся, и речь невнятная, и желание только одно – выпить, «поправить здоровье».