Щипач

Незаметно, постепенно, вступила в свои права зима. Для северной столицы зима – всегда время мерзкое. С Финского залива влажные ветры, на карнизах домов вырастают сосульки, на тротуарах и проезжей части скользко.

Мария Филипповна как-то высказала Алексею:

– Вот она, ваша власть! При царе лед с тротуаров счищали, посыпали песком. А ныне я дворников не вижу.

Отмолчался Алексей. А что возразить, если замечание правильное? Мог бы сказать, что и через пятьдесят, девяносто лет ничего не изменится, так ведь не поверит.

Верующим Алексей не был, как и атеистом. В церковь не ходил, но верующих не осуждал, церковные праздники не отмечал, посты не соблюдал. Пришел декабрьским днем со службы на квартиру. Замерз, большую часть дня на свежем воздухе провел, а зима выдалась морозной, милицейская шинель грела плохо. В такую погоду в самый раз валенки бы были впору, а не сапоги и овчинный тулуп. Мечталось об одном. Раздеться, выпить горячего чая и в теплую постель. Скинул шинель в коридоре. Запах в квартире странный. Прошел на кухню, а там хозяйка. На подоконнике в вазе ветка еловая стоит, на столе тарелка с пирожками.

– По какому поводу, Мария Филипповна?

– Так Рождество же сегодня, Иван Федорович! Неуж запамятовал?

И в самом деле забыл. Про большевистские праздники не забудешь, всегда кумачовые плакаты висят, с утра до полуночи по радио о победах и свершениях рассказывают, бравурные марши звучат. А церковные праздники запрещены, церковь от государства отлучена, потому как «опиум для народа», по высказыванию товарища Ленина. Да еще после Октябрьского переворота на календаре новый стиль.

– Тогда с Рождеством вас, Мария Филипповна! Желаю вам здоровья, долгих лет.

А Мария Филипповна выдала фразу на французском:

– Хочу дожить до того дня, когда собственными глазами увижу, как рухнет власть большевиков.

Алексей ответил сразу, на русском:

– Считайте, что я не понял.

Тем не менее посидели. Мария Филипповна откуда-то вытащила полбутылки кагора, вина церковного. Алексею все равно, какое вино, лишь бы согреться. Когда в постель лег, подумалось – а что большевистский режим народу принес? Обещали землю крестьянам, да обманули. Согнали в колхозы, работать за трудодни. Самых работящих из крестьян обозвали кулаками-кровопийцами. Кого расстреляли сразу, кого в Сибирь сослали с семьями. Учитывая, что армия в обе мировых войны была в основном из крестьян, именно силами обманутых селян и была совершена революция. А фактически власть царя сменилась диктатурой большевиков во главе с генсеком партии. И диктатура эта получилась пожестче царской.

Долго вертелся в кровати, ибо мысли крамольные лезли в голову. Стоило ли большевикам губить в Октябрьском перевороте и последующей гражданской войне миллионы людей? Тем более что власть продержится всего шестьдесят три года и рассыплется, как карточный домик. Не поддержал народ власть.

Надо же, удивлялся Алексей. Небольшие посиделки по поводу Рождества, а так душу разбередили, столько мыслей вызвали. Вспомнилось свое время, мама, институт. Чем больше времени проходило с момента его попадания в чужое время, тем реже вспоминал маму. Неправильно это, жива она, о нем постоянно думает, Алексей это чувствовал. Но вот вернется ли, не знал, это выше человеческих сил.

Утром встал, не выспавшийся, побрился. Из своей комнаты хозяйка вышла.

– Куда это ты собираешься?

– На службу.

– Так воскресенье сегодня, выходной.

Совсем заработался. Еще немного бы и оделся, пошел в отделение милиции. На каждом поприще привык работать с полной самоотдачей. Правящие режимы могут и будут меняться, но народ и страна те же и он от них – суть. Конечно, служба в милиции не столь почетна, как в Иностранном отделе ОГПУ. Нет сверхзадач, требующих напряжения всех сил, мозгового штурма. Честно сказать, о тех временах в разведке вспоминал и сожалел, потому как не повторится.

За два дня до Нового года шел со службы. Начинало смеркаться. Впереди мужчина с саквояжем в руке, его обгоняет молодой человек в бушлате железнодорожника. Вдруг молодой выхватывает из кармана опасную бритву, да полоснул по лицу мужчину. Тот закричал от испуга и боли, схватился ладонями за лицо, уронив саквояж. «Железнодорожник», бросив бритву, схватил саквояж и бросился наутек. Все это действо происходило на глазах у Алексея. Читал он в сводках, что молодая шпана предпочитает ножам опасные бритвы. Нож – холодное оружие и статья. А бритва недорогая, в каждом магазине продается, оружием не считается, хотя очень острая и порезать ею можно сильно, да и жизни лишить, полоснув по шее.

Бросился за «железнодорожником». Тот моложе и явно городской житель, потому что убегал проходными дворами и проходными подъездами. О таких знали только местные. Заходишь в дом царской постройки, у него лестница наверх и второй выход во двор. Такие дома имели две лестницы. Одна – ход парадный, для господ. Второй ход – черный. По нему истопник дрова в квартиру, на кухню несет. Кухарка отбросы выносит.