Щегол

мотавшиеся в него восемь с лишним лет, заявили, что ты сильно переоцениваешь свою выносливость и сто процентов не вернешься. Сейчас они, наверное, пристыженно молчат, а я смотрю на тебя, вижу пусть очень серьезную, но отнюдь не смертельную усталость, и завидую. Белой завистью. Знаниям повадок Одаренного зверья, передающимся в вашем роду от отца к сыну, умениям, позволяющим выживать в областях Пятна, в которые меня никогда не отпустят, возможности развиваться под давлением магофона не чета доступного мне, и объемам нарабатываемого практического опыта использования магии. Да, я понимаю, что такой образ жизни на пару порядков рискованнее моего и что далеко не каждый добытчик доживает до старости, но мне до безумия хочется испытать себя на излом не в безопасном уюте спортивных залов и под неусыпным контролем наставников, а в боях не на жизнь, а на смерть.

Вешать себе на шею восторженного подростка не хотелось до ужаса, поэтому я поделился спешно придуманными мыслями на этот счет:

— Память ко мне пока не ве-ернулась, но в немалой части уже доступных воспоминаний меня дрессируют очень злобные и вни-имательные наставники. Да, спортивных залов в тех фрагментах моего прошлого практически нет. Зато хватает о-отработки невероятно замороченных и, на первый взгляд, ненужных упра-ажнений. Так что к самостоятельным рейдам в Пятно м-ееня, вероятнее всего, допустили только после се-ерьезнейшего экзамена. Что, на мой взгляд, более чем логично. Ибо ошибок оно, к сожалению, н-не прощает.

— Согласен… — со вздохом буркнул он. — И мои, и твои наставники по-своему правы. Но дрессируют нас по-разному. Поэтому ты, уже состоявшийся добытчик, умеешь выживать в Пятне и при необходимости без особого труда доработаешь этот навык для выживания в цивилизованном обществе. Увы, навыки выживания в экономических войнах и интригах гадючника, вежливо называемого высшим обществом, тут, на природе, никаких преференций не дают. А навыки ведения «честных» поединков по правилам дуэльного кодекса Империи, по мнению моего дядьки, вообще прививают вредные рефлексы!

О дуэльном кодексе анклава я не знал ровным счетом ничего, поэтому недоуменно нахмурился:

— Как это так?

Докукин пожал плечами:

— В дуэлях противники дерутся один на один, атакуют друг друга только после соответствующей команды судьи, практически не используют умения, работающие по площади,

не ждут атак с боков и со спины, придерживаются правил, частью сознания ждут приказа остановиться, знают, что после боя выжившему поможет целитель, и тэдэ. Ну, и что тут от настоящей схватки, к примеру, со стаей волков?

Со стаями волков я встречался не один и не два раза, так что понимающе кивнул и на всякий случай помог парню ужаснуться:

— Абсолютно ничего: в тех, с которыми ста-алкивался я, всегда имеется хотя бы пара-тройка волчиц, пра-актически мгновенно замедляющих жертву цепкими корнями или колючими по-обегами. А самцы, как правило, постоянно удерживающие на себе усиление тела, атакуют не только клыками и когтями, но и сти-ихийными умениями. Причем не абы как, а максимально неудобном режиме для добычи. Кстати, забираться на деревья, д-даже очень высокие, не вариант — ссаживают магией только в путь. И не дают второго шанса…

После этих слов я «ушел в себя», вспомнил свое падение с ветви и криво усмехнулся:

— Правда, я по каким-то причинам все-таки н-на него полез. Поэтому теперь не помню своего прошлого и все никак не пе-ерестану заикаться…

…За шесть с половиной часов обратного пути я тренировался от силы два. Да и эти два занимался всякой ерундой типа незаметного слива Силы на подпорку, подложенную под свою же задницу, и развитие взгляда в себя. А все потому, что Докукин-младший оказался большим любителем поболтать — он обсудил со мной каждую из четырех атак хищных птиц, скорость применения умений нашим капитаном, особенности рельефа местности, по которой мы проплывали, начавшийся моросящий дождик, предстоящий сезон дождей и даже зиму, которая, по утверждениям синоптиков, должна была выдаться на редкость долгой и снежной. Что самое грустное, интересной или сколь-либо нужной информации в бесконечных монологах парня было настолько мало, что я был готов сойти с катера на берег и продолжить движение своим ходом, а молчун-Бехтеев начал тискать руль и играть желваками.

Слава богу, в какой-то момент из-за очередного поворота русла реки вдруг показалась стена форпоста «Дальний», и мне полегчало. К сожалению, ненадолго — на пристани, появившейся в поле зрения буквально секунд через тридцать, было пусто. Да, я честно пытался задвигать куда подальше все те варианты ЧП с Кольцовой, которые придумывались сами собой, но без толку. Поэтому последние несколько минут плавания субъективно растянулись раз в пять-семь и уронили настроение в ноль.