С тех пор как Золотко развелся, он частенько работал по ночам и в праздники стоял у дверей – без перчаток, с незажженной сигаретой, глядел на улицу. Мама, бывало, посылала меня к нему вниз с кофе и пончиками, когда он сидел в холле один-одинешенек, всей компании – зажженная елка да электрическая менора, раскладывал газеты по ящикам в пять утра в Рождество, и сейчас, увидев его, я вспомнил эту праздничную утреннюю омертвелость: пустой взгляд, серое и растерянное, обнажившееся лицо, пока он еще не увидел меня, не натянул свою – “привет, пацан” – улыбку.
– Я все думал о тебе и о твоей маме, – сказал он, утирая лоб. –
– Да, – ответил я, отводя взгляд, – тяжело это все.
Отчего-то именно эту фразу я постоянно выдавал, когда люди сообщали мне, как же им жаль. Я повторял ее так часто, что она начала звучать гладенько и слегка фальшиво.
– Ну, я рад, что ты зашел, – сказал Золотко. – Тогда утром я как раз дежурил – помнишь? Как раз у дверей стоял.
– Конечно, помню, – ответил я, удивляясь, что он так настойчиво мне про это напоминает, как будто я мог забыть.
– Ох, господи, – он поводил рукой надо лбом – взгляд чуть диковатый, как будто он сам чудом спасся. – Каждый божий день про это думаю. И лицо ее перед глазами – как она в это такси садится. Рукой мне машет, такая радостная.
Он доверительно склонился ко мне:
– А когда я узнал, что она умерла, – сказал он так, будто сообщал мне великую тайну, – я позвонил бывшей жене, вот до чего расстроился.
Он выпрямился и глянул на меня, приподняв брови, будто и не ждал, что я ему поверю. Золотко с бывшей женой скандалили с размахом.
– Мы же с ней и не разговариваем почти, – сказал он, – но кому ж я еще мог рассказать? Надо ж с кем-то было поделиться, понимаешь? Поэтому я звоню ей и говорю: “Роза, ты не поверишь. Погибла такая красивая леди из нашего дома”.
Хозе заметил меня и, по обычаю пружиня шаг, подошел к нам, чтобы присоединиться к разговору.
– Миссис Декер, – сказал он, с нежностью покачивая головой, будто другой такой и на свете не было. – Всегда скажет привет, всегда улыбнется. Такая внимательная.
– Не то что некоторые в этом доме, – сказал Золотко, оглядываясь. – Знаешь, такие, – он придвинулся поближе, прошептал одними губами, – снобы. Стоят такие под дверью с пустыми руками – ни сумок, ничего и ждут, значит, пока ты им дверь откроешь, – я вот про кого.
– Она была не из таких, – согласился Хозе, который все мотал головой из стороны в сторону, будто хмурый ребенок, который твердит: нет-нет-нет. – Миссис Декер была высший класс.
– Слушай, погоди-ка секунду, – сказал Золотко, подымая руку. – Сейчас вернусь. Не уходи. Не отпускай его, – велел он Хозе.
– Поймать тебе такси,
– Нет, – я оглянулся назад, на двери лифта. – Послушай, Хозе, можешь подержать чемодан у себя, пока я за ним не вернусь?
– Конечно, – ответил он, взяв чемодан и взвесив его в руке. – Нет проблем.
– Я сам за ним приду, понятно? Никому другому не отдавай.
– Ясно, понятно, – любезно отозвался Хозе.
Мы с ним пошли в багажную комнату, где он нацепил на чемодан бирку и взгромоздил его на самую верхнюю полку.
– Видишь? – спросил он. – Шито-крыто. Мы туда кладем только свои личные вещи и посылки, за которые надо расписываться. Без твоей подписи никто никому эту сумку не отдаст, ясно? Ни дяде, ни тете, никому. И я скажу Карлосу, и Золотку, и всем остальным парням, чтоб никому не отдавали, только тебе. Окей?
Я все кивал и только хотел его поблагодарить, как Хозе кашлянул:
– Слушай, – сказал он, понизив голос, – не хочу тебя пугать, ничего такого, но тут недавно приходили какие-то ребята, про твоего отца спрашивали.
– Ребята? – переспросил я после бессвязного молчания.
Кого еще Хозе мог назвать “ребятами”? Только типов, которым задолжал отец.
– Ты не волнуйся. Мы им ничего не сказали. Отца-то твоего уж сколько тут не было, год? Карлос им сказал, что вы тут уже не живете, и больше они не показывались. Но, – он глянул в сторону лифта, – может, папе твоему лучше сейчас тут не задерживаться, мысль ловишь?
Я стал его благодарить, как тут вернулся Золотко – с пачкой денег в руках, по мне – так огромнейшей.
– Это тебе, – сказал он несколько мелодраматично.
Где-то с минуту я думал, что ослышался. Хозе кашлянул и отвернулся. В багажной комнате на экране черно-белого телевизора (размером не больше коробки от
– Что это такое? – спросил я Золотко, который все протягивал мне деньги.
– А твоя мама, что, тебе не сказала?
Я удивился:
– Не сказала – что?