Щегол

– Что-что?

Он запил селедку огромным глотком пива.

– Ну, сам знаешь, как оно все. Официальный мой бизнес – это типа агентство по уборке помещений. Работают там в основном поляки. В названии мы скаламбурили неплохо. “Пан-американский клининг”. Дошло? – он откусил от маринованного яйца. – А слоган у нас знаешь какой? “Уберем без следа!”, ха!

Эту тему я решил дальше не развивать.

– Так ты все это время был в Штатах?

– Ну нет. – Он снова налил нам по стопке, потянулся ко мне со стаканом. – Я много путешествую. Тут я бываю месяца полтора в год, ну два. А все остальное время…

– В России? – спросил я, опрокинув стопку, утерев рот тыльной стороной ладони.

– Нечасто. В Северной Европе. В Швеции, Бельгии. В Германии иногда.

– А я думал, ты вернулся туда.

– А?

– Ну, потому что. От тебя никаких вестей не было.

– A-а, – Борис смущенно потер нос. – Да все как-то было с ног на голову. Помнишь, у тебя дома тогда – ну, последнюю ночь?

– Еще бы.

– Ну вот. Я в жизни столько наркоты не видел. Пятнадцать граммов коки – и я ни крошечки ведь не продал, ни четвертушечки грамма. Понараздавал кучу, это верно, в школе стал модным, ха! Меня все любили! Но большую часть – сам снюхал. Потом, помнишь те пакетики – с таблетками разными? Такие маленькие там были, зелененькие? Это мощнейший препарат – рак, последняя стадия, все такое, отец у тебя плотно торчал, наверное, если уже это ел!

– Да, меня от них тоже вштырило.

– Ну, тогда ты меня понимаешь! И не делают ведь больше старого доброго зелененького оксика! Теперь везде типа защита от наркоманов, не ширнешься им больше, не занюхаешь. Но отец твой! Не пил, значит, а вот это жрал? Да лучше бухим валяться на улице, да что угодно. Я когда первый раз попробовал – и до второй дорожки не дошел, вырубился бы, не будь Котку рядом, – он провел рукой по горлу, – пфф!

– Ага, – ответил я, вспомнив, как сам с тупым блаженством клевал носом об стол у себя в комнате, у Хоби дома.

– Короче, – Борис опрокинул стопку, налил нам еще по одной, – Ксандра торговала. Не этими. Эти – твоего отца были. Для личного пользования. Но все остальное она толкала на работе. Помнишь этих двоих, Стюарта и Лизу? Такие типа с виду чинные-благородные агенты по недвижимости? Они ей поставляли товар.

Я отложил вилку.

– А ты откуда знаешь?

– Она мне сама сказала! И по ходу говно-то из них полезло, когда наркота пропала. Все такие из себя Юристик с Няшечкой, дома у тебя такие миленькие были… по головке-то ее гладили… “чем мы можем помочь?”… “бедняжка Ксандра”… “нам так тебя жаль”, но когда товар их испарился – фью! Совсем по-другому запели! Когда она мне сказала, мне так стало стыдно за то, что мы сделали! Она из-за нас так вляпалась! Но к тому времени, – он постучал по носу, – уже все тут было. Капут.

– Погоди-ка… это тебе Ксандра сказала?

– Да. После того, как ты уехал. Когда я жил у нее.

– Так, давай-ка с самого начала.

Борис вздохнул.

– Ладно, ладно. Долгая история. Но мы с тобой долго и не виделись, правда?

– Ты жил с Ксандрой?

– Ну, знаешь – набегами. Месяца четыре, может, пять. Потом она уехала домой, в Рено. Больше я про нее ничего не слышал. Понимаешь, отец вернулся в Австралию, а у нас с Котку все не ладилось…

– Блин, странно было, наверное.

– Ну типа того, – нервно отозвался он. – Понимаешь, – он откинулся на спинку дивана, снова помахал официанту, – состояние мое было неважнецкое. Я торчал неделями. Знаешь, когда резко соскальзываешь с кокаина – жуть что с тобой творится. Я был один, напуган до чертиков. Знаешь, как будто душа у тебя больная – хватаешь ртом воздух, всего боишься, вроде как сейчас смерть как протянет руку, как цапнет тебя! Я был тощий, грязный, трясся от ужаса. Как полудохлый котенок. И еще ж Рождество – все поразъехались! Кому ни позвоню, никто трубку не берет, пошел к этому Ли, у которого я иногда ночевал в домике возле бассейна, а его нету и дверь на замке. Я все ходил туда-сюда – уже еле ноги таскал. Холодно, страшно! Дома никого! Поэтому я пошел к Ксандре. Котку тогда уже со мной не разговаривала.

– Черт, ну ты и нахал. Я б туда и за миллион долларов не вернулся.

– Знаю, сам чуть не со страху не обосрался, но мне было так плохо, так одиноко. Губы трясутся. Знаешь, так бывает – хочется лежать, не шевелиться, пялиться на часы и считать удары сердца? Только лечь-то негде. И часов нету. Я чуть не плакал. Не знал, что делать! Не знал даже, живет ли она там еще. Но у нее горел свет – в единственном на всей улице доме, – я обошел, подхожу к стеклянной двери, а там она – стоит на кухне все в той же футболке “Долфинс”, мешает “Маргариту”.

– А она что?

– Ха! Сначала даже пускать не хотела! Стояла в дверях и орала долго-предолго – поливала на чем свет стоит, кем только не обзывала! Но тут я разревелся. А потом спросил, можно с ней пожить? Она, такая, плечами пожала и – да, говорит.

– Чего? – спросил я, потянувшись за налитой им стопкой. – В смысле – с ней, прямо с ней?..

– Мне было страшно! Она разрешила мне спать у нее в комнате! С включенным теликом, где показывали рождественские киношки!