Меня словно бьет электричеством, меня обжигает жар, идущий изнутри.
Наслаждение – невероятное, неимоверное, безграничное – переполняет каждую клеточку моего тела. Оно одновременно переполняет и сокрушает меня, и мне хочется, чтобы это продолжалось всегда. Чтобы это никогда не кончалось.
Хадсон чуть шевелится, рычит и рукой, обвитой вокруг моей талии, притягивает меня к себе еще ближе, так что наши тела прижимаются друг к другу так тесно, что любое расстояние, которое было между нами – реальное или воображаемое, – кажется теперь всего лишь воспоминанием. И все же я приникаю к нему еще крепче, мне хочется ощутить его всего, ощутить во всех смыслах, в которых один человек может ощущать другого.
Мои пальцы зарываются в его волосы еще глубже, и я тяну их на себя, упиваясь их мягкой шелковистостью, привязывая его к себе чуть сильнее всякий раз, когда мы делаем вдох.
Хадсон рычит громче, его тело, руки и его рот – боже, его рот – становятся еще настойчивее, и он сжимает меня крепче и пьет, пьет.
И наслаждение становится еще острее, так что я уже не могу дышать под натиском всех этих чувств. Я сокрушена, сокрушена полностью, мое тело превратилось в порожний сосуд, умоляющий Хадсона наполнить его.
Молящий о чем-то большем, хотя какая-то часть меня не способна представить себе, что нечто вообще большее может существовать.
Мое тело молит Хадсона дать мне все, что у него есть. Молит, чтобы и я взамен отдала ему все.
Я тихо стону, и Хадсон на мгновение отрывается от моей шеи, чтобы посмотреть, в порядке ли я.
– Не останавливайся, – горячо шепчу я ему в ухо. – Не останавливайся, не останавливайся, пожалуйста, не останавливайся.
На этот раз его рык заполняет собой всю комнату, и он вгрызается в меня еще глубже, притягивает меня к себе еще с большей силой, и экстаз наполняет меня до самого сердца. Я вскрикиваю, мои руки перемещаются с его волос на плечи. Я пытаюсь не упасть, но чувствую, как мои колени слабеют, а кровь обращается в пар.
Мне еще никогда не было так хорошо, как сейчас.
Хадсон пьет мою кровь, и у меня наступает сенсорная перегрузка, где глубочайшее наслаждение смыкается со сладчайшей болью, они сливаются внутри меня, и больше во мне не остается ничего. Остаемся только Хадсон и я, и этот момент вне времени, и я хочу, чтобы он никогда не кончался.
Но в конечном счете он – как и вообще все – подходит к концу.
Хадсон отстраняется, и я отчаянно цепляюсь за него. Он улыбается и нежно водит языком над следами своего укуса под моим ухом.
– Тебе было хорошо? – шепчет он мне в ухо, пока я нажимаю ладонью на его затылок, чтобы удержать его на месте.
– Более чем, – шепчу я в ответ. Затем отклоняюсь назад, чтобы увидеть его лицо. – А тебе?
Он улыбается:
– Мне никогда не было лучше.
Это вызывает у меня прилив радости:
– Правда?
– О да.
А затем он поднимает меня на руки, относит на кровать и осторожно укладывает меня на нее, тихо смеясь, когда я цепляюсь за него, пытаясь удержать рядом.
– Я никуда не ухожу, Грейс, – говорит он, улегшись рядом со мной и нежно поцеловав меня в губы.
Я не знаю, что это: обещание или просто способ помочь мне расслабиться. Но, как бы то ни было, это срабатывает. Меня начинает клонить в сон, и, отдаваясь ему, я даю то единственное обещание, которое могу дать сейчас:
– Я тоже.
Он улыбается, и я надеюсь, что этого достаточно.
Глава 93
В обнимку
Я просыпаюсь медленно, и мне так тепло и уютно как не было уже давным-давно. Я не сразу понимаю почему. Оказывается, я обнимаю Хадсона, прижавшись грудью и животом к его спине. И, судя по тому, в какой позе лежит он – соприкасаясь всей поверхностью своего тела с моим, – он наслаждается каждой секундой.
Это вполне устраивает меня, ведь я тоже этим наслаждаюсь.
Я прижимаюсь к нему еще теснее и начинаю открывать глаза, но, если честно, я еще не готова расстаться с ощущением защищенности и безопасности и уж точно не готова думать обо всех тех вещах, о которых мне придется подумать, когда мое сознание полностью прояснится. Эти мысли и так навалятся на меня и сделают это достаточно скоро. Так почему бы мне не насладиться еще несколькими минутами блаженства?
Но оказывается, что мое ерзанье разбудило Хадсона, и, когда он поворачивается и смотрит на меня – улыбается мне, – мысли обо всем, что случилось накануне, разом обрушиваются на меня, готова я к этому или нет.
Поцелуй на крыше часовой башни.
Нападение драконов.
Кровь.
Укус.
И все, связанное с тем, что я оказалась горгульей.
И теплое, сонное ощущение защищенности исчезает без следа.
Его место занимают неуверенность и страх.
Я больше не боюсь Хадсона – я уже очень давно его не боюсь, если я вообще когда-либо его боялась, – но я боюсь того, что чувствую. И еще больше боюсь того, чего не чувствую.
Я знаю, что никогда не вернусь в Кэтмир, никогда не вернусь в мой мир. Никогда не вернусь к Джексону. И самое пугающее в этом то, что это больше не расстраивает меня.