Шарлотта Исабель Хансен

— Но черт же подери, чел! Иногда бывает — господи! Ну что мы тут разнюнились! Ты тут со своими братьями, Арилль! И я со своей сестрицей! А еще ты будешь жаловаться, Ярле! — Хассе сложил ладони на уровне груди и тряхнул ими, как если бы в ладонях были игральные кости. — Что мы тут гадаем, не отреагировала ли одна-другая пизда, в которой мы проплыли тысячеметровку, произведением на свет потомства! А вдруг? Вдруг? А не лучше ли бы, чтобы все ночи, проведенные между ног у дам, приводили к появлению на свет детей? Чем больше детей, тем больше возможностей! Да ты сознаешь ли, Ярле, что же ты, собственно, сделал? Ты сознаешь ли, что ты вторгся в мировой порядок, что ты вторгся в ритм жизни? Что ты, с позволения сказать, собственноручно заявил о себе в борьбе за то, что должно случиться или не случиться дальше с этим миром? А? Что? — Хассе кивнул. — Для спины гораздо полезнее ходить, я это чувствую. Кровообращение лучше от этого наверняка. В любом случае ты сделал возможными колоссальные вещи! Благодаря тебе по земле ходит человек, человек мчит по бескрайним просторам благодаря тебе, и кто знает, кто знает, Ярле, какие свершения ждут этого человека? — Хассе замахал руками, которые в пьяном состоянии, казалось, вдвое увеличились в размере. — Ты сознаешь ли величие всего этого? Ты ее, так сказать, всю перетрахал, пока она, так сказать, дрыхла, и теперь у тебя есть дочь! Это же великое дело!

Ярле сжал челюсти.

— Госсподи, Ярле, — сказал Хассе, — ты еще не смог этого осознать. Пошли. Идем напьемся. Я прекрасно вижу. Ты еще не смог осознать всего величия произошедшего. Ребенок появился на свет. Твой ребенок. Черт возьми, чел!

«Тебе легко говорить, — думал Ярле, пока они шли к «Гаражу». — У тебя всегда так все просто получается, Хассе, потому что с тобой ничего никогда не происходит. У тебя все происходит только в голове и в болтливой варежке. А вот это… — подумал Ярле, — вот это на самом деле происходит. И я этого совершенно не хочу».

— Великое дело! — слышал он голос Хассе, когда они входили в двери.

— Великое дело! — услышал он его еще раз, когда они подходили к стойке.

— Три пива, — услышал он слова приятеля, обращенные к барменше; и тот еще добавил: — Это, черт возьми, не абы какой день. Мой товарищ стал отцом.

— Надо же, как здорово! — воскликнула девушка с колечком в носу и в футболке с изображением металлической группы «Бурзум». — И когда же? Хассе наклонился к ней поближе и понизил голос, прошептав с изумлением:

— Вот в этом-то вся и штука, это просто фантастика. Семь лет назад. Скоро будет семь лет тому как!

Без четверти одиннадцать Ярле оприходовал первые пол-литра в темноте «Гаража», а без десяти одиннадцать Хассе удалось убедить его в том, что на тетю Грету можно положиться, и они заказали еще по одной. В половине двенадцатого они выпили следующую порцию, а без двадцати двенадцать Хассе убедил Ярле в том, что хватит уже прогибаться под этот жалкий, мягкий как тряпка социалистический дух времени; что это за мужик, если он, будучи взрослым человеком, не может сам распоряжаться суточным ритмом своей жизни? Что же, взрослый мужик уж и пивка не может заслуженно пригубить в тяжелый день? Ярле как себе представляет, что это за дети вырастут, если их без конца опекать и не давать им и шагу ступить самостоятельно?

Ближе к часу они уже потеряли всякий счет выпитым полулитровым кружкам, но все — и трое приятелей, и другие, постепенно собравшиеся вокруг них, — получили возможность поучаствовать в том захватывающем обороте, который приняла жизнь Ярле. Он вывалил перед ними всю эту историю. Загульная ночь в январе 1990 года: «Ну что, что я могу сказать? В семнадцать лет ведь со всеми такое бывает». Письмо из полиции: «И вот стою я, читаю, и, ну, будто вся моя жизнь рушится у меня на глазах». Письмо от Анетты Хансен: «И что же она пишет, эта девушка из Шеена?

«PS: батон, сырки и танцы!» Но она достойная женщина, надо отдать ей должное!» Встреча дочери в аэропорту: «Это вообще было совсем, к черту, нереально, вот она идет, и на шее у нее висит такая табличка с надписью «Я лечу одна», и я подумал: вот-вот, так с нами со всеми и происходит в жизни, и она, вот эта белочка маленькая, это, значит, и есть моя дочь?»

По мере того как алкоголь перераспределялся внутри молодых тел и по-разному корректировал личность каждого, настроение в помещении становилось все более праздничным. Хассе каждые пять минут держал речи, похожие на те, какими поздравляют людей, обретших отеческий статус, одна речь экзальтированнее другой; при этом он не забывал предупреждать об одиночестве, причиной которого дети тоже могут оказаться. Вот посмотрите только на этого человека, на Арилля, сказал он несколько раз; ведь он чувствует себя отверженным в своей собственной семье, у него есть племянница, которая практически полностью слепа, а ему приходится сидеть в сарае для лодок и мусолить старый невод, потому что у него детей нет.