Шарлотта Исабель Хансен

— Тончайшее равновесие. — Хассе вышел из туалета. — Привязанность. Обрыв пуповины. — Он кивнул Ариллю. — Уж ты-то, дядя восьмерых ребятишек, все об этом знаешь. Черт подери! Это же феноменально! Слепая девчонка, да, Сюнна вроде бы? Это сильно. А вот моя сестра, она наоборот, она совершенно… она… просто… просто не знаю, что мать с отцом не так с ней сделали. У меня такое впечатление, что она только и делает, что усаживается поудобнее на мужиков. Она этим, блин, развлекается с тех самых пор, как подвесила под потолком эдакий светящийся диско-шар, когда ей было двенадцать лет, и все соседские парни по очереди несли вахту в ее комнате, и ничего, что я ходил мимо ее двери и слышал все, — и, думаете, она успокоилась наконец, остановила свой выбор на одном из них? Ничего подобного, ее ненасытный передок разворачивается в сторону любого проходящего мимо болта. Думаешь, ей бы семью завести, детишек там, садик маленький, настурцию посадить? Вот уж нет. Ей лишь бы трахаться, и больше ничего. Только это ей и надо. — Хассе схватился за бок и прошипел, сжав зубы: — С-с-сволочь! Ну что это за скотская спина такая? С вами так не бывало? Блин, точно у тебя внутри какие-то шахты, и горные выработки, и целая орава человечков, ворочающих камни, и таскающих уголь, и руду и — вот черт! — занимающихся сваркой и черт еще знает чем. Не было с вами такого?

Они вышли на вечернюю улицу. Лето уступило зябкой сентябрьской ночи, но головы у всех трех разгорячились от пива, и все трое раскочегарились, хоть и каждый по-своему. Хассе шел, наклонившись вперед и подпрыгивая всем телом при каждом шаге, а у Арилля вся накопленная энергия была обращена внутрь; Ярле же сглотнул и сказал себе еще раз, что ничего страшного не случится, если он в этот вечер пропустит еще пивка. Они прошли мимо подворотни на улице Нюгорсгатен, где Ярле всего какой-то месяц тому назад раздел Хердис Снартему догола выше пояса, и он отвернулся, подумав, что ведь вот в этих владениях он больше не будет хозяином. Рассказать об этом ни Хассе, ни Ариллю у него не хватало духу.

— Нда, — сказал Хассе и ускорил шаг, как он делал всегда, когда чувствовал, что вокруг начинает попахивать паленым.

— Нда, — повторил он и срезал угол возле григовского Концертного зала, как будто бы им нужно было спешить.

— Нда, — сказал он в третий раз, когда они были уже недалеко от «Гаража», и резко остановился.

— Что «нда»? — Ярле нахмурился. — Ты о чем?

— Нда, — сказал Хассе и часто заморгал. — Да просто… даже не знаю. Я просто… — Хассе вздохнул. — Нет, не знаю даже. Вот просто… О’кей. Только подумай вот о чем. Серьезно подумай. Мы с вами баб немало перетрахали в своей жизни, так ведь? Мы же мужики, так ведь? Юбочек позадирали разным там бабам, так ведь?

— Ах черт! — сказал Арилль.

— Вот именно, — кивнул Хассе.

— О’кей, вот ты о чем думаешь, — сообразил Ярле. — Мы это уже проходили, если можно так выразиться. Не могу посмотреть на пару сисек, не задумавшись, не течет ли из них молоко благодаря моим усилиям.

— Ах черт! — сказал Арилль.

— Просто черт подери! — Хассе прищелкнул пальцами. — Тут такие перспективы открываются, такие… Может, вокруг просто кишит детьми, которые от меня?

Трое молодых людей посмотрели друг на друга. Все трое кивнули. Они думали одну и ту же думу, они видели это по лицам друг друга. Мимо них рука об руку прошли в противоположном направлении две девушки, и парни кивнули.

— Пошли напьемся, — сказал Ярле и двинулся дальше.

Хассе снова нагнал его. Внезапно его лицо расплылось в широкой улыбке, он обнял Ярле одной рукой, прижал его к себе.

— Это что еще такое? — Ярле смущенно улыбнулся.

Хассе провел языком по зубам:

— Госсподи! Чел! Ты же у нас отец!

Хассе побоксировал по груди Ярле.

— Ну да, я отец.