Шапка Мономаха

С третьей попытки он встал на ноги. Судно крепко качало, парус на мачте то надувался, как сытое брюхо, то обвисал расслабленно. Море стального цвета сливалось с седыми бородатыми тучами. За левым бортом лодьи виднелась иззубренная полоса земли.

Чернявый Коста сунул в руки Нестору глиняную кружку с травяным варом.

– Нам про тебя много известно.

– Куда плывет лодья? – глотая горячую жидкость, тревожно спросил монах.

– В Тьмутаракань.

– Так ведь мне туда и надо, – обрадовался Нестор.

– Ему туда надо, слышал, Фома? – загоготал кучерявый.

– Для чего меня выкрали из Корсуня? – кротко глядя, осведомился книжник.

– Сам догадайся, ряженый. – Тот, кого назвали Фомой, плюнул под ноги и пошел на нос лодьи. Зло рявкнул: – Прос, Давыдка, парус подтяните!

Из-под навеса выскочили, будто ошпаренные, два парубка, стали тянуть канаты. Коста отобрал у монаха кружку, толкнул в грудь.

– Из-за тебя в море болтаемся, – процедил он. – Так бы сидели зиму в Корсуне.

Нестор упал задом на скамью для гребцов да так и остался задумчиво сидеть.

Оставшийся день на него не обращали внимания. Один раз кинули черствый ломоть хлеба. У парубка, пробежавшего на корму, Нестор спросил о владельце лодьи.

– Купцы мы, – косо зыркнув, пробурчал тот. – Фома хозяин.

– Почему он назвал меня ряженым?

– Будто я знаю.

Под кожаный навес Нестора не приглашали. Ночь он провел на коленях между скамьями – молился. Временами засыпал, скрючившись, потом снова упирал в дно ноющие от холода колени. Под утро забылся глубоким сном, а проснулся от жесткого удара в спину. Вскочив, тут же повалился – швырнуло о борт. Лодью подбрасывало на волнах, как на исполинских качелях. Парубки боролись с парусом, срывая с мачты. Коста и кучерявый Сотко укрепляли груз на корме – груду бочонков с медом. Фома, держась за рукоять правила на носу, кричал через плечо парубкам.

Нестор подполз к скамье и крепко обнял, взывая к Богородице. Сильно накренившись, лодья черпнула воду. Людей обдало обжигающе холодной волной. Сотко отлетел к борту, веревка выскочила из рук. После второй волны, накрывшей суденышко, над Нестором пронесся бочонок, ударил в мачту. Коста пытался удержать груз, но его хлестнуло веревкой по лбу. Взвыв, он упал. Бочки покатились к скамьям гребцов, перепрыгивали, отскакивали от бортов. Море продолжало заливать лодью. Несколько бочек вынесло за борт. Вода на дне дошла до сидений.

– Груз за борт! – донесся вопль Фомы.

Купец первым стал швырять бочки в море. Давыдка и Прос вычерпывали воду деревянными лоханями. Нестора мучительно тошнило. Он не мог оторвать рук от скамьи, хотя вода подбиралась уже к лицу. Рычащие валы чередой набрасывались на лодью. В грохоте волн монаху слышался бесовский хохот. Доски судна трещали и скрежетали.

Побросав все бочки с кормы в море, Коста и Сотко по колено в воде подобрались к Нестору.

– Груз за борт? – проорали друг дружке.

Придя к немедленному согласию, они вцепились ему в руки и ноги, попытались оторвать от доски. Нестор не поддавался – от страха и судороги держался мертвой хваткой. Кучерявый насел на него и стал душить руками-клешнями. Коста, помогая, тянул ворот монашьей вотолы. Лодья перелетела через волну и почти легла на бок. Душегубов снесло к борту. За миг до того раздался треск вотолы, горло Нестора сдавило кожаной тесьмой, затем резко отпустило. В руках у Косты оказалась кожаная калита, которую монах носил на шее. Он хотел выкинуть ее, но вдруг появившийся Фома перехватил руку.

– Дай сюда.

Заткнув калиту за пояс, купец бросил к голове Нестора бадью.

– Черпай воду! – крикнул. – И вы тоже! Не то все вместе вслед за бочками отправимся.

Книжник, откашлявшись, разжал руки и схватился за лохань, как за спасательное вервие.

Море еще долго трепало лодью, но уже не с таким бешенством. Волны стали ниже и не перехлестывали через борт. К полудню буря улеглась, небо просветлело. Воды на дне оставалось чуть-чуть, и ту быстро собрали. Немного переждав, Фома приказал снова ставить парус, ловить ветер и править ближе к берегу, от которого лодью сильно снесло. Кроме потерянного груза и располосованного лица Косты другого урона море не причинило.

Закрепив носовое весло, Фома разорвал калиту монаха, вытащил сложенный пергамен. Развернув, прочитал.

– Тут что-то не так, – пробормотал он себе под нос. – Хорошо, что не утопили чернеца. Но товар из-за него пропал. Верна примета – чернец на судне к беде.

К сумеркам море стало почти безмятежным. Волны ласкались к лодье, будто кот, трущийся в ногах. Еще засветло миновали сурожский маяк, а в ночи проплыли мимо тусклых огней Кафы. На рассвете Нестора поднял громкий голос купца, распекавшего парубков, которые замешкали с парусом. Подвязав белую холстину на перекладине мачты, Прос и Давыдка под грозный окрик Фомы сели на весла. Парус едва ловил слабое дуновение ветра. Коста и Сотко тоже гребли. Земля видна была по обе стороны – ровная, пустынная. Лодья входила в Сурожский пролив.