Джонатан отклеил липкую ленту, придерживавшую углы листа, и ластиком стер с него несколько отпечатков пальцев. Он предпочитал работать с включенной подсветкой, чтобы видеть градацию тени и света – темный, темнее, самый темный. Кроме того, это позволяло следить за вертикальной и горизонтальной разметкой голубой миллиметровой бумаги. Подсветка пустого стола слепила глаза. Он прикрепил к нему следующий макет.
– Как думаешь, Капра не будет против, если я на пару дней возьму мощный фонарь из гаража?
– Собираешься сегодня заглянуть в шахту, бро?
Джонатан облизал сухие губы и нащупал трещины не менее обезвоженным языком.
– Проклятье. Я бы пошел с тобой. Но Камела… Ты ж понимаешь. Мы сейчас находимся в стадии переговоров.
– Что стряслось?
– Она сделала то, к чему моя кампания по избавлению от Камми не была готова, морячок. Стала со мной милой. Не придирается, не разбрасывает косметику по раковине. – Баш перешел на шепот, осознавая, что предмет их разговора обитает в этом же здании, а как известно, и у стен есть уши. – Она худеет как сумасшедшая. Через неделю влезет в то вечернее облегающее платье, которое свело меня с ума в начале нашего знакомства. Она приглашает тебя сегодня на ужин. И обещала не доводить. Купила мне кепку. – Он кивнул в сторону настенной вешалки, где висела мягкая кепка горчичного цвета.
– Может, у нее появился любовник, – сказал Джонатан, – и она покупает подарки, чтобы тебя задобрить.
Эта идея вызвала у большого друга высокомерный смешок.
– А может, у нее раздвоение личности, и сейчас я живу с Милой Камми. Скоро из серного облака появится Злая Анти-Камми. Не знаю, с которой из личностей я трахался вчера, но поделюсь с тобой одной жуткой деталью: кажется, нам нужно связаться с Книгой рекордов Гиннесса, потому что она трахала меня как высокоскоростной поезд. Я едва за ней поспевал. – Он ухмыльнулся. Видимо, некоторые пикантные подробности решил оставить при себе. – Хочешь еще кофе?
Джонатан знал Баша как облупленного.
Джонатан решил сменить тему, в шутку подумав, что помогает Башу выйти из затруднительного положения.
– Ты же не можешь приготовить мне здесь турбо-кофе?
– Пиво лучше бы подошло, но не сейчас, не на работе, чувак.
Баш взял в руки кофейник и решил проверить, с какой высоты может попасть в кружку дымящейся струей колумбийского кофе. Когда он закончил, как всегда с размахом, его манжеты были запачканы кофейными каплями.
Кофе был хорошим, крепким, свежесваренным. Но Джонатану казалось, что кто-то харкнул ему в кружку.
Он вышел в туалет и там, в зеркале, внимательно рассмотрел меланотические мешки под глазами. Судя по их виду, ему требовался качественный сон. Он замешкался, прикусил губу и достал трубочку с кокаином из нагрудного кармана. Чтобы та не торчала, согнул ее пополам; бумага лопнула на месте сгиба. Просыпавшегося порошка хватило бы на пару дорожек. Ему было плевать. Он насыпал щепотку на ребро ладони, чувствуя себя доктором Джекилом, который вот-вот примет испорченное зелье. Стивенсон написал «Странную историю доктора Джекила и мистера Хайда» в 1880-х, когда принимал кокаин от туберкулеза.
«Что ж, посмотрим, действительно ли эта штука разгоняет словно ракета, как трубят на каждом углу», – подумал он.
Под прикрытием звуков льющейся из крана водопроводной воды он сделал две затяжки и смыл остальное, включая трубочку, в унитаз. Затем помыл руки, рот и лицо; промыл нос водой, как учила Ямайка.
Кокаин завел его гипердвигатель за девяносто секунд, подобно тому, как бак с закисью азота форсирует с наддувом гоночную машину. Он помнил все, что должен сделать, просматривать заметки не требовалось. Джонатан с ходу разделался с оставшейся стопкой макетов, выпив по ходу еще восемь кружек кофе.
– Никогда не слышал, чтобы ты напевал во время работы, – сказал Баш.
Джонатан рассмеялся и пожал плечами. Если кокаин повышает производительность, то он не против.
Этот эффект легко полюбить.
За ужином Джонатан увидел на пальце Камелы помолвочное кольцо с бриллиантом, и это вызвало депрессию шекспировского размаха. Он не сводил мрачного взгляда с камня, блестевшего на ее безымянном пальце. Так священники пялятся на груди прихожанок, отрешенно и инстинктивно.
В своей кепке Баш напоминал двенадцатилетнего мальчика с самой активной в мире щитовидной железой.
На ужин была курица с тархуном и свежими овощами, капустный салат со сладким перцем и хикама. На десерт – тонко нарезанная клубника со сливками и шоколадом в высоких креманках. Баш почувствовал подавленность Джонатана и понял, что позже его ждет серьезный разговор, поэтому игнорировал дискомфорт друга с прохладным, напускным безразличием.