Шахнаме. Том 1

Не было таким Ираном и государство сефевидов XVI—XVII вв. Сефевиды (азербайджанская династия) не владели притом и коренными историческими иранскими территориями Хорезма и Заречья (Мавераннахра). Еще меньше таким Ираном была каджарская Персия XIX—начала XX в., хотя именно при каджарах был восстановлен (лучше сказать, использован) в употреблении термин «Иран» (довлат-е алийейе Иран) как официальное и поныне название государства.

Иран, Ираншехр у Фирдоуси, как уже говорилось, — военноаристократический идеал старой сасанидской государственности. Этот идеал Ираншехра и вообще сасанидского прошлого был унаследован оппозиционными дехканскими кругами Хорасана и Средней Азии X—XI вв.

Таким образом, классово-аристократическая основа идеала в сочетании с легитимистской теорией фарра в поэме несомненна.

Но также несомненно и то, что в «Шахнаме», в силу особых конкретно-исторических условий, этот аристократический идеал сливается с народным представлением о родине, так как у феодалов нового ленного типа отчизны не было. Об этом с достаточной убедительностью свидетельствует феодальная литература, например, «Кабус-наме» — великокняжеский «Домострой» Ирана XI в.

Но у народа, крестьян-общинников, была крепкая любовь к земле, обрабатываемой своими руками, к лесу, к источнику, к своей чинаре и т. д. Была эта любовь и в сердце дехкана Фирдоуси. Многократно говорит Фирдоуси на страницах «Шахнаме» о любви к Ирану устами Ростема, Бехрама-Гура и других героев. Для них Иран — райский или цветущий плодовый сад.

Таким образом, легитимистско-аристократическая, классовая концепция Ираншехра и вообще дехканская идеализация сасанидского прошлого в данном случае сочетались с народной идеализацией прошлого как выражением протеста против современной народной доли.

Однако совершенно очевидно, что огромная и еще не исследованная поэма Фирдоуси может дать материал для самых противоречивых заключений, вольных или невольных в своей односторонности. Так, сложная в своем генезисе и выражении концепция Ираншехра толковалась некоторыми авторами, в угоду паниранским буржуазно-националистическим кругам, как шовинистическая тенденция. В частности, закрывая глаза на народную тенденцию, они пытались преувеличить значение фарра и свести народный в основе патриотизм Фирдоуси к верноподданническому выражению легитимизма и т. п.

Внимательный подход и объективное сопоставление соответствующих моментов поэмы убеждают нас, что легитимизм Фирдоуси не догма — «рассудку вопреки, наперекор стихиям», а принцип, которым Фирдоуси несомненно дорожит, но все же подчиняет его высшему закону разума и добра — закону справедливости.

Характерными в этом плане представляются потеря фарра Джемшидом, нарушившим высший закон и в особенности отклонение формально бесспорной кандидатуры Туса, признанного недостойным быть владыкой Ирана после своего отца Новзера. Высший нравственный закон, принцип справедливости и народного блага вносят необходимые поправки в легитимизм Фирдоуси и могут быть отмечены как одно из основных проявлений народной тенденции.

«Шахнаме» Фирдоуси дает большой и многообразный материал для суждения о социальных, политических, религиозных, этических взглядах автора и, соответственно, об идейной направленности поэмы.

Фирдоуси — человек своего времени и своего класса в определенный исторический момент его социального бытия. Поэт, представитель глубокого средневековья, разумеется, не мог не быть выразителем идей и чувств своего времени. Нельзя искать у Фирдоуси то, что не могло быть порождено средневековьем. Но, как у всякого крупного писателя, мы находим в его мировоззрении, в его художественном творчестве не только отражение современности и прошлого, но и как бы предощущение будущего, выражение исторически прогрессивных идей, выходящих за рамки классового мировоззрения.

Фирдоуси несомненно религиозен. Попытки приписать ему атеистические и стихийно-материалистические взгляды представляются нам необоснованными. Он — убежденный и последовательный деист. Но ему чужда догматическая ограниченность, а тем более фанатизм адепта определенной, особенно официальной господствующей религии. Поэту чужд и туманный упадочный мистицизм последующей суфийской эпохи и аскетизм или его противоположность — аморальный гедонизм. Для отношения поэта к жизни, к миру, в частности к женщине, характерна целомудренная сдержанность.

Фирдоуси нельзя назвать рационалистом, но он, если так можно выразиться, разумен в своем отношении к религии. Культ разума находит отражение на протяжении всей поэмы, будь то отражение философских категорий греков или аллегорий позднего зороастризма. Восхвалением разума, по существу, начинается и поэма Фирдоуси. Эта его «разумность» — более чем официальный рационализм му‘тазилитов[451] — может быть, в основе является выражением простого здравого смысла народа.