Шаг во тьму. Дилогия

— А ты, оказывается, маленький, жестокий щенок, Крамер, — прищурился Виктор. Отвернулся в темноту. Вздохнул. — Почему я здесь… Он сам не пошел со мной. Вцепился в эту свою девочку и не пошел.

— Ну да, конечно, — ухмыльнулся я. — Он дал тебе оправдание, чтобы ты мог сбежать, и ты тут же вцепился в эту соломинку! И сбежал как последний…

— Не мели чепухи, Храмовник, — неожиданно спокойно сказал Виктор. Снисходительность вернулась на его лицо, непрошибаемая самоуверенность. — Вот уж чего Старик не стал бы делать, так это играть в такое тупорылое благородство.

— Но…

— Да сиди ты! — отмахнулся он. — Сиди и слушай, если сам думать не научился! — Он повернулся ко мне и заговорил медленно и терпеливо, будто ребенку объяснял: — Это все сказки с геройством для горячих щенков вроде тебя. А Старик… Он жизнь на это положил. Понимаешь? Жизнь. Всю свою жизнь. Ради того чтобы этих сук резать. Это было для него важнее всего. Понимаешь? А теперь подумай: что можем ты или я по сравнению с ним? Подумал? Если бы ему пришлось выбирать между тем, чтобы я бежал один, без него, и точно спасся — или чтобы мы выбирались вдвоем, с призрачными шансами уйти, хотя бы и одним к ста… — Виктор усмехнулся, заглядывая мне в глаза. — Нет, Крамер. В сопливое геройство он играть не стал бы. Он бы вцепился мне в шею своей клешней как краб и заставил бы меня тащить его оттуда. На коляске или на своем хребте, если не получится на коляске. А потребуется, так хоть на карачках с ним на шее.

— Но… — Я помотал головой. — Ты же сам говоришь, что у вас был шанс уйти!

— Да я тебе говорю: не в том дело! Не в том, понимаешь? Вдвоем мы, может быть, и выбрались бы. Вдвоем… Девочка эта его чертова, сирена увечная! Не брошу, и все тут…

— Да что ты мне про эту девочку?! — не выдержал я. — Ну и бросили бы ее, на фиг! Что мы, мало паучих кончили после этой девочки? Ну не убили бы одну из следующих, а просверлили бы ей лоб, или что там еще надо! Другую точно такую же сделали бы, а то и получше! — Господи, как только ему самому‑то это все не очевидно?! — Это же…

Я осекся.

Виктор очень внимательно посмотрел на меня. Без злости, без раздражения. Наоборот, с каким‑то редкостным интересом. Изучая.

— Что? — спросил я, поежившись.

Он вдруг рассмеялся. Смехом обреченного.

— Дур‑рак… — почти ласково выговорил он. — Ты что, в самом деле… О‑о господи… Крамер, какой же ты еще щенок, а…

И на этот раз его фирменная улыбочка действительно взбесила меня:

— Ты можешь нормально говорить?!

— Да если бы в этом было дело — поймать еще одну паучиху и довести ее до кондиции тренажера… — Виктор покачал головой, все разглядывая меня, и безнадежно цокнул языком. — Ох, Крамер, какой ты все‑таки еще щенок… Зубастый, жестокий, но глупый щенок… Ты что, ни разу в заднюю комнату не заглядывал?

Я нахмурился:

— Что за задняя комната?

— Ну за разделочной! Или ты ее только в разделочной и видел, на столе?

— Ну да… — На столе. В разделочной. Я никак не мог понять, про какую заднюю комнату он говорит.

— За столом дверь. А за ней еще почти полдома.

— Ну да. — Я пожал плечами. — Где‑то же должны стоять клетки с крысами…

— О боже! Ну ты и идиот, Храмовник! Да при чем тут крысы? Ты что, думаешь, что она всю жизнь на этом столе лежала? Целыми сутками?

Хм… Да я даже не задумывался об этом…

— За крысярней, дальше по коридору, ее комната… Или ты даже в крысярню не заглядывал?

— Нет…

— Тьфу! — от души выдал Виктор. — И вот с этим щенком… За что? — закатил он глаза. — Господи боже мой, за что?

Я сидел и молчал, переваривая. Старик… И эта… Неужели Старик…

Девочка… Я‑то думал, он шутит. Как с любимым молотком. Даже палач, наверно, с нежностью относится к своему топору…

Но…

— Он бы не ушел без нее. А втроем нам было уж точно не проскользнуть незаметно.

— И ты оставил его…

— И я оставил его, — сказал Виктор. — Их.

Я потер лоб.

Мне вдруг стало жарко. Я чувствовал, что уши горят. Он оставил там Старика и думает, что Старик мертв. Но… Он оставил его живым… Живым.

— А ты точно знаешь, что они его убили?

Виктор поглядел на меня.

— Она, — уточнил я. — А если она взяла его живым?..

— Нет, — мотнул головой Виктор. — Не могла.

О черт! Опять эта безапелляционность, словно он знает все на свете, как Господь Бог!

— Но ты же не видел, как они его взяли! Он же наверняка прикрывал тебя, когда ты бежал! Так откуда же ты…

— И девочка, — сказал Виктор.

— Что?

— Старик и его девочка. Они вместе прикрывали, пока я уходил. Она помогала ему держаться, когда та сука начала нас дрючить.

— Девочка?.. Помогала ему?.. Да она же вроде даже думать не умеет… Она же…

Виктор опять отвернулся от меня и вздохнул.

— Ох, ну и щенок… — Он безнадежно покачал головой. И вдруг взорвался: — Да при чем здесь — думать?! Она его на эмоциях защищала, без всякого думать! Чувствовала, что он в опасности, и прикрывала от той суки насколько могла! Помогала держаться! — И вдруг сник. Договорил тихо‑тихо: — Он думал, мы сможем удержаться… Не хотел ее оставлять, думал, что удержимся… Если бы мы сразу пошли, то я бы его вытащил. А потом… Потом было уже поздно… Потом я его уже никак не мог вытащить…