Шаг в сторону

— Все это противозаконно. Вы, пан Жачек, как бывший жандарм, отлично знаете это. Что это уголовное дело, вы тоже знаете. Не сердитесь на меня, но обычно все это начинается разбавлением лимонада, а кончается совсем плохо. То, что вы сделали, я, конечно, не могу и не буду покрывать. Думаю, что вы этого не заслуживаете, если уже на то пошло. За то, что вы меня душили, я вам ничего лишнего не припишу. В конце концов это касается нас двоих, к тому же вы уже достаточно наказаны тем, что свалились в подвал. Надеюсь, вы не будете лгать. Если дополнительно что-то выяснится, вам непоздоровится. Правильно я говорю?

— Правильно, — подтвердил он, не упорствуя.

Я еще предупредил их, чтобы они никому не говорили ни слова, и посоветовал поразмыслить о выгодах частного предпринимательства. Когда я уходил, баба заорала мне вслед:

— Благородный благодетель, спасибо! Спасибо!

Тьфу, дьявол, наверняка вычитала это сто лет назад из календаря Печирки.

Автобус на Ципрбург уже, конечно, ушел. Я попытался голосовать. Длилось это довольно долго, потому что ехали только новые машины. Не знаете ли, почему это владельцы новых машин редко кого подвозят? Наконец усатый дядя посадил меня на мотоцикл. Дело было к вечеру, Кунц готовил на ужин яичницу и сообщил мне, чтобы я немедленно позвонил с почты пану Вошаглику. Я сказал, что это мой зять, который собирается менять квартиру. Надо же что-то сказать, даже если вас не спрашивают. Кунц промолчал, за что я был ему очень признателен. Предстоящее путешествие с холмика и обратно делало всякое сочувствие излишним.

В Праге к телефону подошел все тот же Бахтик.

— Так все-таки ты можешь вернуться, — сказал он с торжеством в голосе. — Мы уже задержали преступника.

— Кого? Что?

— Ну, преступника! Мы задержали доктора Вегрихта, когда он въезжал на машине в Прагу, потому что ты же сказал нам, что он туда едет, и нашли у него пятьдесят штук часов в кожаной сумке. Что ты на это скажешь?

Я потерял дар речи. Мы не мальчишки, чтобы состязаться, кто кого переплюнет. Это просто свинство. Все равно, если бы вы начали, скажем, делать ванну, а кто-то бы вам к ней ночью привинтил колесики, потому что ему показалось, что так надо. Вряд ли бы вы обрадовались. Когда человек что-то начинает делать, ему хочется закончить это самому, не из-за престижа, а потому что ему виднее, что к чему. Это уже вошло в традицию, и с этим считаются. Конечно, если бы Бахтик сумел что-то сделать, чего я не сумел, чего бы я не заметил, тогда обычаи побоку, хотя я и не стал бы прыгать от радости.

— Где были? — спрашиваю я коротко.

— В сумке, — хрипел телефон, — я же тебе говорю!

— Ну да, а где была эта сумка?

— В коробке с бельем, вот бы не подумал!

Этого бы я и вправду не подумал.

— Была закрыта?

— Сумка?

— Коробка!

— Завернута и заклеена клейкой лентой, но я ее открыл. Можешь на нее в Праге посмотреть, мы ее здесь для тебя припрятали. На бумаге отпечатки пальцев, мы уже сравнивали, чтобы он потом не говорил, что ему кто-то подсунул сумку. А теперь давай возвращайся, потому что работы по горло. Возьмешь это дело со «Стройконструктом».

Очевидно, радости его не было конца. Аферу растратчиков из «Стройконструкта» начал расследовать Бахтик месяца два назад. Он допросил человек пять, но растратчиков среди них не оказалось, так что пришлось перед всеми извиниться. С тех нор никто не хотел этим заниматься.

— Подожди, — говорю, — скажи, пожалуйста, эта клейкая лента не была случайно порвана?

— Да нет, не порвана, — кричал Бахтик, — но она была слеплена из трех кусков. Наверное, очень нервничал. В тюрьме совсем свихнулся, молчит и плачет. Ну, это мы знаем. Нет, все ясно. Ведь отпечатки-то от клея свидетельствуют против него. Так приезжай завтра, выходи на работу.

Дзинь. Повесил трубку.

Я тоже повесил трубку. Приказ есть приказ. Завтра я выйду на работу. Наверх я не спешил. Ничего там от меня не убежит.

Кунц сидел в башне за своим столом и читал Флобера. Три яичка и хлеб с маслом он приготовил для меня и поставил на камин.

Я разбил первое яичко и, вспомнив уроки чешских классиков, сказал:

— Арестовали нашего доктора Вегрихта!

XI

Кунц опустил книгу на колени и удивленно уставился на меня своими синими глазами. В эту минуту он был похож на «проснувшуюся» куклу-моргалку.

— Что? Кого?

— Доктора Вегрихта, — терпеливо объяснил я, — посадили в тюрьму. Понимаешь, сидит!

— Где?

Я не хотел разглашать подробности и сказал:

— В Праге, в следственной тюрьме.

Кунц недоверчиво покачал головой, очевидно, у него это не укладывалось в голове.

— А скажи, за что его посадили?

— Не знаю, — сказал я безразличным тоном, — из-за каких-то часов, что ли. Или это были ворованные, или контрабанда, не знаю. Ведь никогда бы не подумал, правда? Ну, да ничего не поделаешь.

Я стал возиться со спиртовкой, чтобы показать, что разговор окончен, но Кунц, конечно, все еще не унимался.

— Какие часы? Что?