Мы пилили не долго. Как только вернулся Пашкин с нашими и доложил Зубе, тот приказал прекратить работу и построиться. Он сообщил, что доверяет нам продолжить работы с ослабленным конвоем. Теперь старший по группе — он кивнул на меня — будет ответственный. А перед обедом придёт машина и заберёт нас в лагерь. Я вежливо спросил, как насчёт приёма пищи, но ответа не получил. Зубо вручил мне клочок бумаги — там был начерчен план расчистки участка, и они все уехали. А мы остались. С чувством глубокой неудовлетворённости.
— Хоть бы котелок попросил у них, — резюмировал Шарый.
— А по котелку, — обозлился я, — не хочешь?
По котелку не хотел никто.
Мы постояли и с большим трудом вернулись к своей работе. Постепенно расшевелились, вошли в ритм и стали валить сосны как заправские бобры. Или кто там сосны валит? Только время от времени бегали в кусты. Желудки не очень хорошо перенесли вчерашнюю нагрузку.
А меня всё время мучило, что-то ускользающее из памяти, какой-то очень важный фрагмент сегодняшнего разговора с главным, с Зубо. Да, вот! Он не помнил, да и не знал, очевидно, как меня зовут. И никто никогда из полицаев не называл нас по имени. Юзика называли по фамилии, и ещё двух-трёх человек. Но вот меня, или кого-то из нашей группы — никогда. Они что, в картотеку не заглядывали? А есть у них картотека? Ведь никто нас не переписывал, не спрашивал ни имени, ни фамилии. А ведь создавалось впечатление, что у этих сентов всё на высоком уровне, всё учтено. Вроде как они выбрали в полицаи самых преданных, организовали эти лагеря, и систему эту жуткую. А ведь не было в нашем лагере ни разу ни одного сента. Как нам документы выпишут, когда освобождать будут? Или не выпишут? Или не освободят? Может, это просто ненужные мысли, но я поделился с Куликом. Тот просто остолбенел:
— Слушай, а ты прав. Надо думать, выяснять.
Ну, это я и без него понимаю.
К обеду действительно за нами приехали. Но не только шофёр. Ещё Зубо с каким-то незнакомым типом. Судя по всему, это был его приятель. Уж сильно от них несло перегаром.
Зубо в пол-уха выслушал доклад и приказал садиться в автобус и ждать. А сам повёл своего друга показывать полянку. Что-то руками махал, тыкал пальцем в сторону ручья и жизнерадостно объяснял. Потом они сели на передние сидения и главный приказал:
— Заводи! — как таксисту в кино.
Пока водитель жужжал стартером, они продолжили разговор. Я только уловил отрывок фразы:
— А банька у меня тут будет! Закачаешься! Тут же ручей ключевой!
Так вот что за объект мы строим — виллу для Зубы. Кстати, те веники проклятые так и гниют под забором. Интересно, а как Зубу на самом деле зовут? А то ляпну кличку не к месту. А может, мы здесь только на полицаев работаем? А может, это никакой не лагерь социализации??? Где мы вообще? Хотя, какая разница, всё равно первый патруль нас прихлопнет, попадись мы вне лагеря без документов. Интересно, эти документы, они существуют на самом деле?
— Господин начальник, разрешите спросить? — я решил сыграть дурачка.
— Спрашивайте, — ответил почему-то не Зубо, а его приятель. Наверное, он был старше по чину. Их чину. Знать бы их иерархию. Хотя зачем?
— А по каким критериям определяется уровень социализации, — тут я задумался, не сказать же «заключённых», — воспитанников лагеря?
— А? — тот ничего не понял. Ну, как водится, чем главнее, тем тупее.
— Он спрашивает, когда опустят домой, — это шофёр пояснил, и заржал. — Это у нас группа заученных, они по-русски слова сказать не могут.
Судя по всему, вопрос для чина был очень неожиданным. Он открыл и закрыл рот, потом сообщил:
— По заключению лагерного руководства, — и, казалось, сам обрадовался найденному решению. — Как решит начальство, так и топай куда хочешь!
— И документы выпишут? — я не унимался.
— Выпишут — выпишут! — закивал начальник. — Всем выпишут.
И отвернулся, показывая, что аудиенция закончена. И захлебал что-то из фляжки, которую ему Зубо протянул.
Глава одиннадцатая
Не верь врагу. Тем более, когда он клянётся в том, что говорит истинную правду. Знай, что всегда тот, кто громко обещает — я дам тебе свободу — лжец. Он всё делает для того, чтобы отнять её у тебя. И главное для него не посадить тебя в клетку, не сделать узником холодной тюрьмы, а главное для него — сделать несвободной твою душу. Главное для врага, а именно твой враг будет чаще всего кричать — я дам тебе свободу — сделать тебя рабом не по принуждению, а рабом добровольным, который будет лизать ему пятки и боготворить. И ещё — всегда обещающий свободу говорит — стань моим рабом на секунду, и я дам тебе свободу навсегда — не верь обещающим свободу. Они враги. Не верь им. Борись за свою свободу всегда и везде. И будь свободен всегда.
Легко рассуждать о прописных истинах, когда они не тебя касаются. А если ты уже не можешь просто так быть свободным? Хотя, кто отнимет свободу у меня? Вот справку — так точно не дадут. Никто нам ничего не выпишет. По крайней мере, не собирается. И видимо, этот лагерь останется последним местом жительства для многих. А может и для всех.