«А чего ее зря трясти, — говорил он в таких случаях, — она, может, опять наберется временно… Так она прижилась, до меня нагрелась, вроде и тепло стало…» Кран аккуратно подвел плиту к предыдущей. Билов с Васькой с противоположных сторон котлована шестами развернули ее кромка к кромке. Крановой вопросительно глянул из кабины на Ваську, тот кивнул: плита опустилась, встала на дно. Васька бросил шест и отбежал назад, чтобы издали взглянуть на плиты: верхушки не совпадали — последняя сантиметров на сорок торчала выше предыдущей.
Крановой недовольно высунулся из кабины.
— Покачай! — крикнул Васька.
— Драть того в лоб! Глубже выгресть надо!..
Васька обернулся.
На краю котлована матерился Егорыч. Егорыч был сегодня выходной: вместо робы костюм, несмотря на жару галстук, шляпа — как положено. И «загазован» по-выходному: чуть покачивался.
Егорыч был штатным сварщиком, причем сварщиком классным, и пользовался этим: не боясь начальства, шатался по мосту.
— Р-раскурочу! — рычал Егорыч, и вся его физиономия, иссеченная мелкими красными, обожженными сварным светом морщинками, растягивалась от рычания.
Голос у Егорыча был надорван не в горле, а где-то много глубже внутри, и звучал оттого Егорыч страшно. Егорыч как сварщик и большую часть жизни проработавший в неблагоприятной географии шел на пенсию с пятидесяти, пятьдесят через месяц подходило, и Егорыч куражился — напоследок.
— …Кого-о-о!.. Убью разом!.. Чего говоришь-то! — он выдохся и перевел дух.
— Шумной ты, Егорыч. — Глеб выкарабкался из ямы. — С Марь Ивановной чего?..
— С Маней? — прорычал Егорыч. — Никогда!..
Глеб протянул ему «Приму». Егорыч тяжело дышал.
— Ты бы хоть зубы себе вставил временно, к пенсии, — Глеб поднес ему зажженную спичку.
— Раньше-то были, — Егорыч выпустил дым. — Сейчас попадали… Раньше все было… Это я сейчас никуда стал… подался, от сварки ужох…
Егорыч курил и, набираясь сил, заводил себя снова:
— Я сварной, будь любезен!.. Хоть газом, хоть электрой — чем хочешь! — Он усилил тон: — Я тебе лист в полмиллиметра заварю — шва не услышишь!.. Сварной я!..
Он заколотил себя по костлявой груди.
Васька сплюнул:
— Раздухарился.
— Заходится… — согласился Глеб.
— Кого-о! Плиты встояка ставить не могете… Раздайсь, кому говорю, команду крановому дам! Раздайсь! Эй, — крикнул он Уразе. — Слушай меня! — Егорыч гребанул воздух рукой и, не устояв, начал заваливаться в котлован, беспомощно хватаясь за воздух.
Подскочил Глеб и за воротник пиджака вытянул Егорыча наверх.
— Чуть не пал… — виновато сипел Егорыч.
— Гони его к… матери! — заорал Васька. — Пошел отсюда!..
— …пал… Склизко… — тихо оправдывался Егорыч.
— Давай, Егорыч, от греха, ребята злятся… сам видишь — плиты не залазят, — Глеб поправил на нем шляпу. — Тете Мане привет передай.
— Пойду, — согласился Егорыч. — Может, и ты со мной, выпить возьмем, Маня закусь сварганит…
— Не-е-е, Егорыч, мы ж не пьем, сам знаешь… Мне в яму надо… Васька вон, видишь, а ты говоришь…
— И дома не пил? — недоуменно вытаращился на него Егорыч. — Залеченный, что ль?
— Да нет, — неопределенно махнул рукой Глеб. — Само прошло.
Егорыч, нахохлившись, поплелся домой.
— Чего с ним! — залаял Васька. — Гнать его!..
— Гнать?.. Человек больно приятный, чтоб гнать…
По щиколотку увязая в гальке, Глеб съехал в котлован.
— Дурак ты, Глеб…
— Не-е-е… Я в другом профсоюзе… Крановой! — замахал он Уразе. — Слышь!
Ураза выглянул из кабины.
— Покачай стрелой плиту — залезет!
Ураза подал стрелу вправо, потом влево, вправо — влево… Плита расковыряла под собой грунт и осела. Ураза еще покачал плиту, но плита ниже не опускалась.
— Пусть Юрка по ней ковшом стукнет. Залезет! — крикнул Васька.
— Ты чего!.. У него ковш лопнет…
— Не лопнет, крепче будет. Юрк! — крикнул Васька. — Вдарь по ней пару раз!
— По плите?.. А по ней… — экскаваторщик постучал себя по голове, — Кареев чем вдарит?
— Не поддаешься, Юрик? — подошел Глеб. — А мы тебя это… на корню покупаем временно: удар — рупь. Десять раз — червонец. Скажи — плохо!
— Плохо-то не плохо, — Юрка поскреб в затылке, — попробовать можно. Сами глядите: ковш развалим — в Москву без денег поедете.
Юрка задрал ковш над плитой и опустил.
— Раз! — Глеб загнул палец. — Два… Три… Четыре. Плиты подровнялись.
Васька взлетел на стену, легким ломиком подал лестницу вперед к свежему разъему. И оглянулся, отыскивая Юлю:
— Аспирант!.. Юлиан Михайлович!..
Юля приваривал к готовым плитам ригеля. Под маской он ничего не слышал.
Васька отколупнул от стены присохшую грязь и кинул в Юлю. Тот распрямился, задрал маску на лоб.
— Иду-у-у!
Он сунул пучок электродов за голенище и с держаком в руке полез наверх к закладным. Кабель тяжелой кишкой потянулся за ним. Юля добрался до закладных, зацепился гнутым из толстой проволоки крючком за перекладину лестницы. Карабином монтажного пояса страховаться долго да и страшно: плита падать, не дай Бог, будет — не отцепишься. Один раз плита упала и потянула Юлю, зацепленного крючком, за собой. Юля под маской просек, что падает, выбил крючок и оттолкнулся назад от падающей плиты.