Меня передёрнуло, когда воображение услужливо подкинуло картину ужаса арахнофоба. Пауки на стенах и потолках бегущие по своим делам. Кошмар! Желание идти внутрь отвалилось само по себе, но…
— Эй, ванпирша, тебя долго ещё ждать?
— Меня Лиса зовут. — Выдала я ровным голосом, держа свои эмоции, в которых преобладало отвращение, под контролем.
— Да хоть Великая! — Рявкнула черноволосая и скрылась за дверью, пропустив девчонок вперёд.
Мне показалось или кто-то только что пренебрег своей историей?
Постояв так с минуту и не услышав криков о помощи, я преспокойно поднялась на крыльцо и открыла дверь. Нутро старого дома встретило меня звенящей тишиной. Странно, не так ли? Заподозрив неладное, я сделала несколько шагов вглубь здания и только убедилась в том, что девочек внутри не было.
Вы когда-нибудь задавались вопросом почему все герои фильмов ужасов, заходя в жуткий дом, обязательно спрашивают: “Здесь кто-нибудь есть?”. Конечно, есть! Там всегда кто-нибудь есть, и он никогда не отвечает: “Прохады, дарагой, гостем будэшь!”.
И вот бреду я по пустынному коридору заброшенного дома, дёргая за ручки закрытых дверей и давлю в себе этот чёртов вопрос, срывающийся с языка. Уж лучше молча, да. Целее буду.
Здесь темно, а поворачивающий коридор лишь углубляется в скалу. Звуков, кроме хруста пыли под подошвой сапог, нет. Но должна же быть где-то развязка у этого испытания? Чудовище там, или, может быть, проверка на вшивость… Нет?
Я сильно слукавлю… Да кого я обманываю?! Откровенно солгу, если скажу, что мне не страшно, и я вся из себя такая терминатор в леопардовых лосинах. Страшно, аж жуть!
Посторонний звук, раздавшийся впереди, привлёк не только моё внимание, но и больное воображение, нарисовав монстров на расстоянии вытянутой руки. С трудом усмиряя колотящееся сердце и раз за разом повторяя себе, что я, вроде как, не человек и силушки богатырской во мне ого-го, я продолжала двигаться вперёд, до последнего надеясь, что не раскрою черепушку кому-нибудь из девчонок.
Впереди показалась узкая полоска света, высказывающая из-под двери. Странно, тут каждая комната заперта, а эта светом встречает… Прилагая все усилия, чтобы не создать малейшего шума, я подошла к помещению и сильно удивилась, услышав до боли знакомый голос. Мой детский голос.
— Жень, что такое “сие”?
— Что ты там читаешь, маленькая моя? — Раздалось так нежно, что даже сердце защемило.
— Юлию Друнину. — Отозвался мой детский голос. -
Во все века,
Всегда, везде и всюду Он повторяется,
Жестокий сон, —
Необъяснимый поцелуй Иуды И тех проклятых сребреников звон.
Сие понять —
Напрасная задача.
Гадает человечество опять:
Пусть предал бы (Когда не мог иначе!),
Но для чего же В губы целовать?..
Я дёрнула дверную ручку, но та не поддалась мне, а ответ прозвучал несмотря на созданный мною шум.
- “Сие” — значит “Это”.
— А почему она пишет, что предательство Иуды повторяется?
Недолгая пауза и тихое:
— Все предают, малышка. Кто-то предаёт чувства, кто-то близких, а кто-то себя. И у каждого своё оправдание.
— Но, если Иуда предатель, тогда зачем он поцеловал Иисуса. Разве предатели целуют?
— Потому что любил, маленькая моя. Предатели целуют только когда любят…
Голос затих вместе с погаснувшей полоской света, несмотря на то, что эта фраза имела продолжение. “Предатели целуют только, когда любят тех, кого и ради кого предают.”. Она до сих пор остаётся для меня загадкой. Я помню с каким лицом он ответил мне на этот вопрос. Будто испытывал нечто подобное ранее или, может быть, собирался испытать?
Пространство будто замерло, опаляя кожу сухостью спёртого воздуха. Сзади я услышала шум, мгновенно развернулась и уставилась в непроглядную темноту.
Почему-то ранее мне казалось, что было светлее, и сейчас странное ощущение чужого присутствия не оставляет в покое. Чувство надвигающейся бури…
Умом я понимала, что мне нужно отсюда выбираться, а чтобы это сделать, пойти в обратную сторону, но нутро испуганно сжалось, а на голове зашевелились волосы от перспективы двигаться в обратном направлении. Я попятилась назад, по-прежнему глядя в непроглядную тьму, чуя что вот оно… испытание.
— Раз — два — три — четыре — пять, шесть — семь — восемь — девять — десять. — Услышала я сзади детский голос. — Надо, надо, надо спать, и не надо куролесить. — Это была детская считалочка, которую я использовала, когда не могла уснуть. Повернув голову, увидела ещё одну полоску света и немедля направилась туда, стараясь не обращать внимания на неподконтрольную скованность в движениях. — Кто не спит, тот выйдет вон. — Я дёрнула дверную ручку, и она поддалась мне, открывающаяся дверь явила слепящее белое сияние. — Кто уснул, увидит сон.
*****
Открываю глаза и вижу перед собой зелёную поляну с грибом переростком, похожим на наш мухомор. С огромной кроваво-красной шляпкой и белыми пупырышками, и всё той же юбочкой. Конечно, я бы и не подумала к нему притронутся, но голос Татьярины, раздавшийся сбоку вынудил меня изменить своё мнение.
— Это кпятвенник.