Толпа суматошно засуетилась. Крик раздался откуда-то из глубины. Не вижу, зараза… Точнее, должен бы видеть, не заслоняй обзор мохнатая мышца красного монстра-полубыка… Гребанный минотавр. Мешает обзору, и в самый неподходящий момент! Впервые объявился за долгие часы, и впервые на людях. Физически его точно не существует, по крайне мере в нашей реальности. Людишки в разноцветных балахонах проходят сквозь венозные ноги с копытами так же просто, как если б это был воздух. Для них — он и есть воздух, пустое пространство. Это мой глюк, оно и понятно… Но раньше животина все-таки как-то ходила в стороне. Я уж было начал думать, что она избегает контакта с людьми. Судя по всему — ошибался. Ей параллельно на всех, кто вокруг. Не слышит, не видит, не чувствует. Между мной и минотавром есть крупное отличие — я его вижу, он меня нет. Рогатая башка смотрит в небо и облизывается розовым языком вдоль широкой пасти. Надеюсь — все также и будет оставаться. Не видь меня и дальше, багровое нечто…
— ААА!
Еще раз резкий вскрик. Мужской?
— Скорее, ему плохо!
Мужской…
— ААА!!!
Еще более душераздирающе. Кто бы сейчас не мучался в толпе-глубине минотавра — его боль неоспорима.
Из вновь прибывших никто даже не шелохнулся в сторону визга. Даг, смотрю, бровью повел, но скорее отступая за нас с Майей, нежели рвясь на помощь. Еще бы — законы выживания, привитые в Бахчисарае, не располагают к броскам на выручку. Особенно незнакомцев. Еще более особенно — в неизвестной обстановке.
Так и Не Названный по имени (по крайней мере для меня) в черном балахоне метнулся к ногам минотавра и скрылся за иллюзорной тушей. Забавно — проходят материю без всякого вау-эффекта, как в Эмуляции, без сучков и зазорин. Словно это картинка, нарисованная на воздухе. Или скорее — одно с ним целое. Части туловищ людей из толпы выглядывают и снова заныривают туда и обратно.
Прежде чем матово-черный посох успел скрыться из виду, на нем засветились синие линии, а верхушка раскрылась на четыре части, как распустившийся цветок поутру. В центре цветка выдвинулся шипованный диск с перламутровым оттенком.
— Нэл, нам…
— Нам — стоять в стороне.
— И ждать?
— Верно, Майя. Ты можешь рассмотреть, что там происходит?
— Конечно, они же буквально в нескольких метрах. У тебя с глазами что-то?
Зажмуриться и почесать. Очевидно, так лучше будет.
— Да, от яркого солнца слезятся, и все замылилось. Побочка от комы. Опиши ситуацию.
— Отошли!
Этот тембр — нашего глазастика с посохом… Он взволнован.
— Шунтирование этот тип походу проводит…
— Мэй, ты уверена в своих словах?
— Ну, там мужик в конвульсиях бьется, за сердце держался, падая, а сейчас дядька этот всадил свой жбан колкий ему в грудь… Шунтирует, в общем и целом.
Девчонка наблюдает за тем, что прямо у моего носа, но мне не видимо, с интересом.
— Создание дополнительного пути в обход пораженного участка — это шунтирование, Майя.
— Да, да. Не придирайся, зануда. Короче, что-то он с ним делает. С этой своей штукой.
— Кинетический посох. Совсем не помнишь уроков из детства?
— У меня там, так сказать, личные обстоятельства были, напоминаю. Так что — да. Многое постаралась забыть. Уж извиняй.
Девушка Майя с забавной прической и не забавной историей детства скрестила руки и показала язык.
— Не дуйся.
— Да ладно. У тебя своих забот хватает, да и тактичностью ты никогда не обладал. Не дуюсь. Но про кинетический посох — хоть убей, не помню. Что это? Ты в курсе штуки, которой он размахивал, и сейчас, как волшебник, дифреблирирует беднягу?
— Дефибрилляция…
— Да, помню я, помню! Образно ж все, Нэл. Что за посох? Технологии древних?
— Типа того…
Минотавр подпрыгнул. Новый финт какой-то от уже старого друга…
Внезапно открылось окно на происходящее. Пока могу, надо цеплять глазами так жадно, как получится.
Мужчина в наряде красных оттенков, лежит на голой земле. Его тело судорожно подергивается, как будто он в ловушке неведомого кошмара. Солнце палит и впрямь неистово, тут я Майе не соврал. И это солнце прекрасно освещает лица в толпе. И припадочного в частности.
Глаза его налились кровью — белки стали ярко-красными. Мужик во внутренней борьбе… За свою жизнь. Лицо искажается от боли, губы сжаты в гримасе.
Вдох… Выдох…
Исчезли все звуки вокруг. Сначала голоса толпы. Затем пропали шорохи природы. Осталось лишь дыхание, мое и его. И у него, и у меня — оно стало прерывистым. Тяжелым.
Синхрон, словно я одно целое с ним…
Вокруг него лишь камни и пыль. Ветер в безмолвии сдувает пыль дугами, которые окутывают немую фатальную сцену. Каждое движение его тела — мучительно.
Для него. И для меня.
Синхрон чувств, эмоций, ощущений.
Чувствую. Чувствую — его.
Его, как себя.
Себя — как его.
Как легкие покалывания взбегают вверх по щеке. Нежные, как прикосновение крыла бабочки.
Как мгновенный трепет, за которым следует жгучая боль, словно тысячи игл вонзаются в плоть.
Как тело начинает онемевать, как будто находится в состоянии стазиса.
Как правая сторона лица парализуется, превращаясь в неподвижную маску.
Как губы искривляются в неровную гримасу, не подчиняясь контролю.