Чудаковатые Шляпники — живущие где-то неподалеку от озера, в своих говорящих о статусе головных броских уборах.
Пахари — земледельцы, специализирующиеся на сельском хозяйстве, особо ничего больше не умеющие.
Торгаши-кочевники с цацками-цепочками.
Качки-воины, озирающиеся по сторонам, словно звери, рефлекторно оборачивающиеся на любой звук.
И многие, многие другие.
До наступления ночи разбивают палаточные лагеря, жарят мясо на мангалах и кострах, недоверчиво хмурятся или, наоборот, дружелюбно улыбаются… На конфликты никто нарываться не будет, ведь земля «священная». Или какая там иная глупость у них на уме.
Уме, чахнувшем от раза к разу с каждым годом все больше. Проблесков мысли в глазах у народца — все меньше и меньше.
Есть еще «умники» из поселения Ученых, но их знания… Сродни моим лет в девять. Рад за их строй, прогрессирует… Но чем дальше будут регрессировать остальные вокруг, тем скорее они поймут то, до чего уже допер я. На сходках обмен «генным-фондом», мужчинами и женщинами — это прелестно, но этот генофонд уже исчерпывает себя. И Мутаген явно действует все сильней и сильней… Связной речи в толпе почти вовсе не слышно. Чумазые оборванцы в тряпье из блестящей пупырчатой пленки и розоватой ткани что-то упрямо обсуждают, доказывают, втирают мелкий хабар.
— Гугу накрыл сто раз?
— Да, сто по сто, угу-га!
— Бери!
— Беру!
— Ага.
— Ого.
А те слова, что поскладнее, от «старцев» и «мудрейших» в белых и синих колпаках, в штанах на черных и малиновых подтяжках — не внушают оптимизма.
— Недавно в нашем поселении выясняли, что дождь — смешение химической реакции тепла и холода!
— Потрясающе, коллега! А как вам новый напиток из наших станов? Практически не отличим от продукции механических-доставщиков!
— Можно попробовать?
— Конечно, я же только что и предложил!
Ай!
— Ты что щиплешь, Отец⁈
— Напоминаю: не показывай вида, что ты умнее других.
— Да помню я! И не надо так шептаться, все равно в гуле толпы не услышат.
— И не выгляди надменно. Можешь получить по балде.
— Да помню я, помню…
— И…
— Отец, мы всем инструктаж в Сгустке на выходе вниз к поселению проводили. Я проводил. Сам. Ты мне с чего решил персональные нотации читать?
— Я так, на всякий случай.
— Отец…
— Сынок, ну волнуюсь я!
— Понимаю. Расслабься. Вон там у дубов вроде свободно.
— И в округе никого агрессивного, верно подмечено.
— Разбиваем лагерь?
— Да, отдавай команду.
— Нет уж. Ты у нас Глава.
— Хорошо.
Отец развернулся к колоннаде и поднял руки.
— Эй, Бахча! Стелимся! Тень многолетних дубов — просто прекрасна!
Все послушно рассосались по укромной рощице с прекрасным обзором на озеро, а также на наших «соседей» из иных племен.
— Даже этот сброд, что с нами пошел из Беззаконного Города, к тебе некое уважение еще испытывает. Что они, кстати, тут забыли?
— Имеют право. Кто пришел на сбор к Глубокому Яру…
— Тот и идет. А там пусть решает «судьба». Ага… Но они же вроде не похожи на смельчаков, готовых принести себя в жертву, как наши дурни. И уж тем более без плана вызываться самим, как мы. Так с чего?
Подозрительная группа в балахонах и ковбойских шляпах, бредущая в стройном ряду позади шествия из Бахчисарая, не дает мне покоя.
— Напоминает конвой, отец. Тот, что из фильмов про заключенных или…
— Конвой и есть. Скорее всего, это рабы на продажу.
— Твою ж… И мы это стерпим?
— С волками жить…
— То есть, возглавляющие и замыкающие цепочку десятка человек в капюшонах и длинных одинаковых серых накидках — охранники?
— И торговцы, надзиратели… Как тебе угодно.
— Даже мысль не посетила. Они слишком…
— Покорные? Да, сын. И тихие. Вот этого я тоже — не понимаю. Но — это их мир. Не наш. И пообещай мне — не станет твоим, что бы не произошло там вниз по течению.
— Конечно. Я похож на дегенерата?
— Нет. Но мир меняет людей.
— Я меняю мир, Отец. И не будет иначе. Затем мы и отчаливаем.
— Ты уверен, что справишься?
— Подмять под себя тех, кто будет в мифической «Утопии», и перекроить строй, начать исследования? Да раз плюнуть. С этой Штукой…
— Тише! Я же сказал: не светиться.
— Да я просто…
— Вот затем я тебя и щипал, сынок! Заносит тебя очень часто, слишком много нахальства. И самоуверенности. Иногда переходящей границы.
— Понял я, понял. Не гунди.
— Не гундю. Просто — береги себя.
— Пойдешь общаться со «старцами»?
— Прогуляюсь. Интересно посмотреть, насколько продвинулись люди сами, без бывших военных баз и исследовательских институтов с базой знаний и Единства. В конце-концов, есть тут и те, кто со мной в ходки пускался по Пустоши, есть и те, кого оттуда достал… Из поселений, что основал в свое время брат Зевс.
— Все еще думаю, мог мне и раньше об этом рассказать, а не тихой сапой меня водить сюда из года в год, как на вечеринку и празднество: «на народ посмотреть, себя показать, традиции новые чтить»…
— А тебе было бы интересно услышать о прошлом своего старика?
Да у него на лице и правда читается удивление!
— Отец… Я же твой сын. Конечно! Любопытство, знаешь, оно у нас — семейное.
— Я не хотел. Да и не подумал, если честно, что тебе это все нужно знать. Жил бы тихо и мирно…
— Отец!