Сгоревший маскарад

У меня уже закрадывались подобные мысли. Действительно, когда-то ведение говора с самим собой было словно испытанием, я кропотливо подбирал каждую фразу, опасаясь, как-бы не вызвать насмешку от создаваемых моими фонемами изваяний. Но теперь, разговор шёл так плавно и без единой запинки, что казалось, будто бы внешнее общение окончательно перекочевало на внутренний план. Пропал некоторый вызов, сама трудность, всегда разогревавшая интерес к продолжению внутреннего роста. Оставалось только признать, что страстную пылкость в прошлом окончательно заменила хладность, размеренность и лёгкость средоточия мысли.

– Потому что нет более сложности, одна лишь лёгкость и проистекающая из неё праздность. Но что же за парадокс присущ ходу моих мыслей, – вопрошал я, – неужели отточенность мышления выходит скорее препоной, нежели ключом?

– Как и сейчас, – резюмировала тень, – ты транслируешь только то, что я хочу от тебя услышать, а я же стараюсь играть роль паиньки-отражателя, но позволь мне задать один вопрос: разве ты не чувствуешь подвоха?

После этих слов, мозаика наконец-то собралась в единое целое. Если хорошенечко вникнуть в связь меня и не-меня, то выходило, что каждый проговаривает речевые заготовки друг друга, но свои собственные – никогда. Отсутствие ожидаемой чёткости фраз моего собеседника ничто иное как абсолютно такая же невозможность с его стороны прочитать и меня. Он не видит во мне то, что я сам хочу усмотреть, но по определённым причинам, боюсь. Я не вижу собственной тени…

Из-под полей шляпы сверкнул тонкий, но пронизывающий до дрожи взгляд. Это знак не укора, не издёвки, а той ненавистной всем сердцем насмешки. Казалось, моя обратная сторона и впрямь хохотала, только смех её был беззвучным, а лицо всё таким же неподвижным. Спустя паузу насмехательства, взгляд вновь был обращён в моём направлении. После осознания страха перед своей тенью, речь моего «зеркальца» стала меньше отдавать саспенсом и больше начала брать конкретностью.

– Это хорошо, очень хорошо, что ты пробуешь дать мне имя. Тень – звучит неплохо, а главное отлично показывает то, чего ты боишься. Боятся собственной тени – это не ребячество или расстройство психики; такой страх свойственен каждому из людей, беда лишь в том, что многие не понимают, какого рода темноты они боятся. Ты не можешь принять меня, а я не могу слиться с тобой; вспомни предыдущие роли, разве они сильно отличались от меня как-то внешне? Те же скрывающие тело одёжи, те же пронзительные взгляды и бездвижные лики, нет особых различий между мной, тобой и ранее преодолённым, проще даже сказать об отсутствии разницы между Мной и только кажущемся не-Мной. Но ты же не будешь противиться, если я намекну на маленькое, но всё-таки несоответствие?

На последних окончаниях, голова начала идти кругом. Во лбу и висках начинали бить спазмы, такое уже случалось, когда я слишком сильно углублялся в мысль. Это был знак, что пора бы закругляться и вновь становится комплектом «2 в 1». Время и без того короткого разговора подходило к концу. В этот раз, я решил предоставить право голоса интуиции. Мои изречения не были более пропитаны духом автоматизма, но в них чувствовалось отсутствие меня. Теперь я точно был уверен, что говорю не то, что сам хотел бы услышать, а то, чего от меня требовала истина – та тьма, прикрывающаяся широкополой шляпой в конце угла.

– Чем больше масок, тем больше воспоминаний от каждой из персон…

– … тем больше тёмных пятен, оставленных «на потом», которые ты совершенно вытеснил и оставил на периферии, – закончила за меня тень. – Лакуны, мой мальчик, не затягиваются самостоятельно.

– Ты говоришь о содержании? – в моих словах вроде бы и слышалась твёрдость, но, в сущности, отдавало некоторой робостью, я боялся соскользнуть с верного курса…

– Нет, – всё с той же насмешливой хладностью продолжал собеседник, – принцип пустоты тот же, что и у тени. Боясь признать тень как нечто равное себе, на самом деле, мы боимся какой-то частицы в нас самих, какого-то содержания, изначально помещённого внутрь и лишь ожидающего заветного исхода. Сколько бы времени не прошло, но ты, мой юный невежда, всегда останешься заполненным до краёв, проблема твоя как раз в другом. Ты боишься не искать, а страшишься…

– …находить. – последняя фраза принадлежала и не мне, и не беседовавшему со мною фантому. Хоть и изошла она из моих уст, в момент самого проговаривания, от содрогания моего голоса, дрогнул и окружающий меня мир; космический порядок словно бы сошёлся в одной точке – в одной единственной фразе и плоде, что наконец кажется созрел и теперь был пригоден для сбора, оставалось только аккуратно «подцепить» спелое чудо и впитать его соки.