— Я никуда отсюда не двинусь до утра, — заявила Александра. — Звоните мадам Лессе, спрашивайте ее разрешения, чтобы я тут осталась. Да вот что, — с воодушевлением добавила она, — я просто настаиваю, чтобы вы ей сейчас позвонили! Или я позвоню сама! Она оставила мне свой телефон! Я позвоню и расскажу ей, что вы тут прятали свою дочь! Не думаю, что это ее очень обрадует!
До последнего момента художница еще допускала возможность того, что Жанна сказала правду. Быть может, говорила себе Александра, та не прятала дочь в сторожке и ничего не знала о ее побеге из клиники. Но теперь сомнений не осталось: Жанна солгала. Морщинистое лицо служанки исказилось, как от приступа сильной боли, взгляд стал растерянным. После минутного замешательства она заявила:
— Не нужно никого тревожить среди ночи. Идите в спальню, где ночевали, и ложитесь там! Так и быть… До утра.
— А если я залезла сюда, чтобы ограбить дом? — насмешливо спросила Александра. — У хозяина много ценных вещей в кабинете!
— Кабинет на особой сигнализации, — хладнокровно возразила служанка. — Если туда кто сунется — сразу приедет полиция и частная служба охраны. Вы что же думаете, он бросает ценности на меня одну? Идите наверх и ложитесь! И не вздумайте разгуливать по дому, сидите в своей комнате! Я оставляю вас только потому, что хозяйка уже один раз разрешила вам тут ночевать! Иначе бы ни за что!
Жанна явно храбрилась, пытаясь скрыть замешательство, в этом не было сомнений. Александра начинала чувствовать к ней жалость и вместе с тем была возмущена.
— Все-таки я вас не понимаю! — в сердцах заявила она, остановившись на пороге столовой, перед тем как подняться наверх. — Зачем лгать? Меня-то чего стесняться? Ведь Марианна все мне рассказала. Где вы ее спрятали?
— Идите в спальню, — не поворачиваясь, ответила Жанна, сметая со стола невидимые крошки. — Все добрые люди давно спят.
…Оказавшись в гостевой спальне, интерьер которой так насмешил ее во время прошлой ночевки, Александра была очень далека от того, чтобы снова развеселиться. Шел первый час ночи. За окнами стояла непроглядная чернильная тьма. Когда Александра открыла створку, ровный шум вновь начавшегося дождя сделался яснее. Женщина со вздохом опустилась на край постели. Ее взгляд упал на телефон.
«Если я позвоню Симоне, это будет справедливо, — рассуждала она. — В ее доме творятся вещи, о которых хозяйка просто обязана знать. Хотела бы я видеть ее лицо, когда она услышит, что в гостевой спальне и в сторожке, почти у нее на глазах, жила та самая знаменитая мадам Делавинь, которую спровадили в психиатрическую больницу призраки! Им было бы на пользу пообщаться, Симоне и Марианне. Да и с Натальей я бы эту женщину с удовольствием познакомила! Марианна, несмотря на свою болезнь, — воплощение здравого смысла. Она одна не верит в призраков и не повторяет за другими глупые сказки. Странно, что болезнь именно этой женщины, такой далекой от мистицизма, возродила волну слухов вокруг „Дома полковника“… Ах, как жаль, что я не успела поговорить с ней про сфинкса с лицом Дидье! Быть может, она бы смогла объяснить это удивительное сходство!»
Александра дотянулась до телефона, стоявшего на тумбочке, сняла трубку… Телефон молчал. Она проверила подключение — вилка была воткнута в розетку. «Быть может, Симона отключила телефон, когда уехала… — подумала художница. — Или… это сделала Жанна, испугавшись, что я буду звонить хозяйке?»
Мобильник лежал в кармане куртки, которая сохла на первом этаже, в столовой, перед включенным калорифером, но Александра оставила его там сознательно, увидев, что батарея разряжена. Зарядник остался в дорожной сумке, хранившейся в гардеробе Клюни.
Александра положила трубку и улеглась в постель, не закрыв окна и не погасив лампы, стоявшей на тумбочке в изголовье. Натянув до подбородка вышитое шелковое одеяло, вызывавшее такое восхищение Марианны, она вслушивалась в шум дождя, мешающийся с рокотом старых деревьев парка, которые трепал и раскачивал сильный ветер. Изредка, при особенно резких порывах, слышался треск ломаемых ветвей.