«Где Марианна? — спрашивала себя женщина. Эта мысль не давала ей покоя. — В кухне прячется, наверное… Или мать увела ее в сторожку. Несчастная! Ведь она младше меня на несколько лет, ей всего сорок… Стать местным пугалом, страшилищем для собственной семьи… Обузой для мужа, пустым звуком для детей… Ее даже не допускают к встрече с дочерьми, чтобы те не расстраивались, когда она вновь уедет в больницу… Но неужели она так безнадежна? Конечно, поведение у нее несколько причудливое… Но я встречала немало людей еще более странных, которые жили свободно и никому в голову не приходило их запирать в закрытых лечебницах! Быть может, она и права, говоря о том, что просто мешает мужу… Не такой уж он мягкосердечный человек, этот Делавинь, правнук полковника. Видно, ему было легче распространить историю о том, что жена увидела фамильное привидение, чем публично признать, что он создал ей такие условия, которые толкнули ее к наркотикам… Дидье казался мне мягким, веселым парнем, но не надо забывать, что он сын своего отца. Непонятна только позиция ее матери… Почему она потакает зятю? Жанна довольно независима, все еще работает и сама себя содержит, по всей вероятности… Разве что внуки? Быть может, в ее понятии их благо и содержание дочери в клинике — одно и то же! Но сколько же они смогут прятать Марианну? Сегодня о ней знаю я, завтра узнают все! Если Делавинь не найдет денег, в клинику она не вернется… А денег ему взять, кажется, негде…»
Ей казалось, что она не уснет. Мешало все: тревожные мысли, смутный страх перед Жанной, которая, как предполагала Александра, тоже бодрствовала этой ночью, шум дождя, ветер, треплющий едва «оперившиеся» зеленью деревья… И все же в какой-то момент сон, как старинный ткацкий стан, тяжело тронулся с места, рама с нитями утка2 опустилась на нити основы… И начало ткаться полотно, где крепко и нерасторжимо мешались реальность и вымысел, бывшее и не бывшее, день минувший и еще не наступивший…
Александра открыла глаза оттого, что ей на лицо легли солнечные лучи. Они щекотали кожу, как легкие прикосновения. Женщина спрятала голову под одеяло, полежала так минуту, затем выбралась из постели и подошла к окну.
«Значит, я все же уснула…» — изумленно думала она, окидывая взглядом парк, совершенно неузнаваемый на ярком утреннем свету. Омытый ночным дождем, помолодевший и освеженный, он испускал, казалось, голубовато-золотистое сияние, почти материальное и осязаемое. Воздух, влажный, густой, насыщенный испарениями земли и листвы, опьянял. В парке звенели птицы — Александра то и дело замечала их мелькание среди ветвей в чаще. «Настоящий рай!»
Она торопливо умылась и спустилась в столовую, рассчитывая застать Жанну. Однако ее там не было. Художница сняла с калорифера свою куртку, совершенно высохшую за ночь. Достала из кармана телефон, убедилась, что он выключился из-за недостаточного заряда батареи. «Надо скорее возвращаться в Париж! Мне здесь нечего делать!»
Это была разумная мысль, но она показалась женщине чужой. Александра понимала, что на этот раз ввязалась в самую безнадежную историю за всю свою карьеру в качестве посредника. «Случалось мне зарабатывать куда меньше, чем я ожидала, случалось и на неприятности нарываться… Но никогда еще не приходилось иметь дело с людьми, которых вообще не интересует предмет сделки, — причем равнодушны к нему обе стороны! А то, вокруг чего все вертится, по выражению Делавиня-старшего, нельзя купить за деньги… Хотя деньги-то ему как раз очень нужны. Теперь я понимаю, насколько он в них нуждается… Совершенно немыслимо, с его точки зрения, чтобы в деревне вдруг появилась мадам Делавинь — такая, какой она стала. Всем станет ясно, что никаких призраков не было, она обычная наркоманка, ставшая проклятьем для семьи. И мужу ее придется держать голову пониже… С его-то гордыней!»
Художница обратила внимание на то, что ее одежда, которую она вчера оставила сушиться в ванной комнате, аккуратно сложена в стопку и лежит рядом с калорифером на стуле. Тут же стояли мокасины, набитые комками из газетных листов. «Жанна постаралась, — поняла она. — Это намек, чтобы я быстрее отсюда убралась. Что ж, понятно… Но сперва мне придется кое на что взглянуть, раз уж я сюда попала…»
Сбросив халат, она натянула высохшую одежду и обулась. Выйдя из коттеджа, Александра не обернулась. Она чувствовала, что дом, оставшийся за ее спиной, пуст.
Оказавшись во дворе, она сразу направилась к сторожке. Ворота были заперты, но калитка, как убедилась Александра, открыта. «Ее оставили специально для меня, — поняла женщина, оглядывая пустынный двор, залитый ярким утренним солнцем. — Чтобы я беспрепятственно ушла. Кажется, я снова попала в сказочный пустой замок великана… Мне разрешено уйти, но я остаюсь, и чем все это кончится, неизвестно…»