Читаем Сфинкс полностью

Ян хладнокровно последовал за англичанином, хотя моментами шатался и почти падал; крупные слезы струились медленно из-под век. Луна светила идущим старой Аппийской дорогой.

На свежей, гладкой и холодной мраморной плите, покрывавшей могилу бедной девушки, Артур разостлал свой плащ, стал на колени и помолился сперва. Ян уже не умел молиться, заплакал, скрестил руки, ждал. Англичанин предложил ему на выбор два пистолета работы Лазаро. Ян взял один из них, стали друг против друга, протянули друг другу руки в знак прощения и выстрелили.

Артур упал на крышку гробницы, а голова его, с хлынувшей через рот кровью, склонилась холодея, с мрамора на зеленый дерн; послышался хрип агонии, потом все утихло…

На другой день толпа спешила на кладбище св. Каликста, где нашли труп англичанина, который, судя по рассказам, застрелился в отчаянии на могиле любимой сестры. Его холодная, окостеневшая рука сжимала еще разряженный пистолет. Тело несчастного унесли прочь за пределы священной земли и похоронили где-то в развалинах. Одни лишь слуги Артура, очень о нем сожалевшие, сопровождали тихие похороны.

Ян в жару невыносимых воспоминаний бежал прочь из Рима и поехал по Италии. Он посетил знаменитые города, причем подольше остановился на родине Батрани, во Флоренции.

Как художник, он ежеминутно рос, раскрывал новые тайны, приобретал новые качества; но как человек потерял самое дорогое: веру, со всем тем, чем она украшает жизнь. Эта тонкая нить, § соединяющая душу с небом, для него оказалась прерванной.

Равнодушный, молчаливый, холодный, он почти машинально шел вперед по намеченному раньше пути.

Одно лишь воспоминание о матери иногда трогало его сердце, и только это воспоминание порождало тоску по родине, куда его ничего больше, даже личико забытой Ягуси, уже не манило.

На пепелище сыновняя любовь светилась еще последней искоркой.

Иногда он тосковал по дому, думал об избе, где о нем думала старая мать над прялкой, не будучи в состоянии даже послать мысль за сыном в неизвестные края. Иногда он представлял ее себе больной, и нищей, в слезах над сыном, которого видеть отчаивалась, — и, охваченный каким-то неопределенным беспокойством, вдруг из Флоренции устремился на родину. Это путешествие, лишенный средств, он принужден был совершать медленно и пешком с возрастающим все время беспокойством. Это беспокойство было под стать болезни. Когда он достиг границы своей родины, впервые с давнего времени слезы набежали на глаза, сердце забилось молодо, он осмотрелся и подсчитал, что приобрел и что потерял в путешествии. Приобретения не покрывали потерь: Ян уже не мог молиться.

Но со вступлением на родную землю он по крайней мере почувствовал потребность в молитве и размер своей потери.

<p>VIII</p>

Возвращаясь из Рима, Ян только на очень короткое время остановился в столице, где нашел много перемен. Король даже не мог его видеть, так был занят в это время собой и грозными событиями. Старые знакомые растерялись. Могилу Феликса только нашел на Повонзковском кладбище; деревянный крест, прогнивший и осунувшийся, угрожал падением. Положив вместо дерева несколько более прочный камень на могилу друга и простившись с Варшавой, Ян в смертной тоске, обуреваемый беспокойством, которое гнало его к матери, не имея уже средств добраться до нее, так как последние деньги истратил в пути, вынужден был продать здесь за бесценок несколько копий, привезенных из Рима, чтобы на вырученные деньги поскорее доехать до Березового Луга. Уже прошел год, как он не получал даже известий о единственном существе, привязывающем его к земле, о матери. Будущее было скрыто от него туманом. Страна не была вовсе в том состоянии покоя и блеска, которое благоприятствует искусствам и литературе; все бурлило, как во время пожара.

Сердце, не совсем еще окоченевшее, тянуло его в старую избу в Литве… Бедную, нищенскую избу, где он родился, где провел первые годы детства, не мечтая даже о такой будущности, какая была ему предуготовлена. Внутреннее беспокойство говорило ему, что там, быть может, мать делает последние усилия, чтобы дождаться его, проститься и благословить.

Но начиная от столицы (где Ян встретился с посланными по другому направлению картинами и багажом) путешествие затянулось из-за недостатка средств и хаоса в стране. Картины, этюды, книги были последними воспоминаниями о жизни в Италии; у него не хватало решимости расстаться с ними, он дрожал за них и медленно тянулся вслед.

Много раз его останавливали различные отряды войск, рыскающие по стране и опустошавшие ее под предлогом наведения порядка; наконец, он добрался до родного местечка.

При взгляде на костел Капуцинов и бедную избу, из трубы которой в отдалении синел дым, слезы набежали ему на глаза. Хмурый и печальный вечер скрадывал желанный вид; ему пришлось остальной путь пройти в темноте и наудачу. Его вело сердце.

Когда тяжелая подвода въехала во двор, на пороге наклонившейся избы появилась старая Маргарита.

— Моя мать? — спросил Ян, торопясь, в беспокойстве к ней навстречу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека исторической прозы

Остап Бондарчук
Остап Бондарчук

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Хата за околицей
Хата за околицей

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Осада Ченстохова
Осада Ченстохова

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.(Кордецкий).

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Два света
Два света

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Все жанры