Сфера влияния

Пока она набирала номер, его порыв неожиданно пропал, и Ван дер Вальк протянул руку, чтобы остановить ее. Так ли уж он в самом деле хотел впутывать во все это жену, что собрался вовлечь и ее словоохотливую умную семью? Имеет ли право на это расследование личной жизни Эстер, которую она с таким трудом старалась держать в тайне, ради удовольствия и в назидание тулонской верхушке? Но было уже поздно. Арлетт, высунув язык, старательно набрала номер, и автоматическая система международной связи сделала свое беспощадное дело. Тулон вернулся к нему, как натянутая, а потом отпущенная тетива, и в гостиной Жан-Мишеля уже раздавались гудки. Арлетт торжествующе протянула ему трубку.

— Алло? Клаудин?.. Да, это я… да, отлично, да, она здесь… Я? Держусь, как обычно, а ты?.. А Жан-Мишель?.. Он дома?.. Дашь его на минутку, а потом я передам трубку Арлетт… Алло, как жизнь?.. Скажи мне, ты будешь дома в течение, скажем, следующих нескольких дней? Я собираюсь заехать, если это не доставит особых неудобств. Есть одна довольно интересная тема, по которой мне важно было бы узнать твое мнение… Да-да, о, это долгая, сложная история… Нет-нет, профессионально. Вроде банальная история, и вдруг дает сбой. Я не нарушу твои планы?.. А планы Клаудин?.. Ну конечно, за рюмкой… Возможно, завтра вечером… что привезти — копченого угря?.. Да, конечно… Подожди, тут Арлетт.

Ну вот. Теперь он связан. Хотя идея не так уж и плоха. Жан-Мишель был осмотрителен и очень современен. А самое главное, он был человеком уравновешенным и очень неглупым. Арлетт радостно щебетала по телефону. Он отправился на кухню за молоком.

— Оревуар, бай-бай, — произнесла она, когда он вернулся. О, эта ужасная манера француженок общаться по телефону, используя идиотские фразы на смеси французского с английским. То же самое было, когда они находились во Франции. В первый же день Арлетт утрировала все: свой акцент, свой аппетит, свою манерность — только ради того, чтобы показать, что она «дома». Ее нельзя было осуждать. Чисто по-человечески, даже после двадцати лет жизни в Голландии, продолжать так страстно любить запахи, звуки и воздух своей страны. Это не было шовинизмом. Это было правильно. Так и должно было быть. Интересно, а что чувствовала Эстер? Она так же тосковала по своей «родной» земле, сидя в муниципальной квартирке на стерильной Ван-Леннепвег? Какая земля была ей родной? Югославия, которую она, вероятнее всего, никогда не видела? Па-де-Кале, где она родилась? Бесплодные, то раскаленные, то очень холодные нагорья юго-запада? Или Индокитай?

— Напомни мне купить им копченого угря.

— И привезти копченого гуся мне.

— Я позвоню в аэропорт.

Аэропорты… «Ты думаешь, что у них есть завтра рейс на Марсель?» После раздраженных пререканий он заказал билет на самолет компании «Иберия», который должен был доставить его в Париж, откуда через несколько часов ожидания он мог добраться внутренним рейсом до побережья. Но он отклонил два предложения, которые позволили бы ему выиграть один час времени и доставили его «а» — в Ниццу и «б» — в Лион… Тогда он снова пропустил бы обед.  

Глава 12

 На следующее утро, в одиннадцать часов, комиссар, не забыв копченого угря, был в Схипхоле. Официальный документ удостоверял, что Ван дер Вальк, Питер Саймон Джозеф, вылетает по делам государства Нидерланды (туристским классом). Скучающая девушка в билетной кассе выдала ему неразборчиво, через копирку заполненный билет, в котором значилось, что пассажир совершает полет Амстердам-Схипхол до Марселя-Мариньяна через Париж-Орли, и мелкими буквами пространно разъяснялся смысл Варшавской конвенции. Шовинизм пробивал себе дорогу. Утренняя газета была полна рассуждений о том, какие гадкие эти французы и как они придираются к голландцам по поводу маргарина.

— Не хотела бы я оказаться на вашем месте, — пропищала девушка, невольно повторив слова министра юстиции.

Ван дер Вальк, с его лояльностью к Арлетт, лояльностью к Эстер, лояльностью к Франции, разозлился:

— Занимались бы вы лучше своим делом, милочка. Держите при себе свои мысли.

Арлетт ждала у стойки регистрации пассажиров с сумкой, набитой, как он знал, недорогой в аэропортах косметикой для Клаудин. Ей, как жене полицейского, разрешили пройти за барьер, а поэтому она смогла купить не облагающиеся таможенной пошлиной вещи, которые он обычно брал с собой в поездки.

— Там еще беспошлинное виски, чтобы ты ехал не с пустыми руками.

— Какой там. — Он взял сумку. — Господи, как будто там свинец.

— Я положила твои плащ и костюм, и обувь на толстой подошве, и приличную рубашку, на случай, если ты куда-то пойдешь…

— Ох уж вы, женщины… Все, что мне нужно, — это пара чистого белья. — Женщины… Они никогда не знают меры, черт побери, укладывая вещи!

— Это ты так думаешь. Ты не знаешь, что такое Марсель… Собачий холод и проливные дожди… вот увидишь.

— Большое спасибо.

— Я не могу задерживаться… Рут должна прийти из школы обедать.

— А что у вас на обед? — спросил он с тихой завистью. В этом дурацком Орли его ждет типичная аэропортовская еда, столь же отвратительная, сколь дорогая.